Скрытен, хитроумен, честолюбив, но в то же время оченьосторожен, предпочитает держаться в тени. Аккуратный службист. Умеет ждатьсвоего часа и на сей раз, кажется, дождался: пока лишь исправляет должностьначальника управления, однако по всей вероятности будет в этом качествеутвержден, и тогда перед ним откроются самые аппетитные карьерные перспективы.Правда, и в Москве, и в Петербурге известно, что Сверчинский – человек ВолодиКрасно Солнышко. Если Владимир Андреевич отправится из древнепрестольной насвалку, в Ниццу, полковника могут в завидной должности и вовсе не утвердить.Получалось, что смерть генерала Храпова для карьеры Станислава Филипповича –событие огорчительное и, возможно, даже фатальное. Во всяком случае, такпредставлялось на первый взгляд.

Ехать с Тверской до Малой Никитской было всего ничего, и,если б не ветер с косым снегом, Фандорин предпочел бы пройтись пешком – на ходулучше думается. Вот и поворот с бульвара. Возок проехал мимо чугунной решеткидома барона Эверт-Колокольцева, где во флигеле квартировал Эраст Петрович, аеще через двести шагов из вьюжной пелены вынырнул и знакомый желто-белыйособняк с полосатой будкой у подъезда.

Фандорин вылез наружу, придержал рванувшийся улететь цилиндри взбежал по скользким ступеням. В вестибюле статскому советнику лихо откозырялзнакомый вахмистр и, не дожидаясь вопроса, доложил:

– У себя. Ждут. Позвольте, ваше высокородие, шубу иголовной убор. Отнесу в гардеробную.

Рассеянно поблагодарив, Эраст Петрович оглядел знакомыйинтерьер так, будто видел его впервые.

Коридор с чередой одинаковых клеенчатых дверей, скучныеголубые стены с казенным белым бордюром, в дальнем конце – гимнастический зал.Возможно ли, чтобы в этих стенах таилась государственная измена?

В приемной дежурил адъютант управления поручик Смольянинов,румяный молодой человек с живыми черными глазами и лихо подкрученными усиками.

– Здравия желаю, Эраст Петрович, – веселоприветствовал он привычного посетителя. – Какова погодка, а?

– Да-да, – покивал чиновник. – Я пройду?

И запросто, на правах старого сослуживца, а в скоромбудущем, возможно, и непосредственного начальника, вошел в кабинет.

– Ну что там в высших сферах? – поднялся емунавстречу Сверчинский. – Что Владимир Андреевич? Как действовать, чтопредпринимать? Просто места себе не нахожу. – И, понизив голос дострашного шепота. – Что думаете, снимут его?

– А это до некоторой степени б-будет зависеть от нас свами.

Фандорин опустился в кресло, полковник сел напротив, иразговор сразу повернул в деловое русло.

– Станислав Филиппович, буду с вами откровенен. Срединас – или здесь, в Жандармском, или в Охранном – есть п-предатель.

– Предатель? – Полковник так тряхнул головой, чтонанес некоторый ущерб идеальному пробору, делившему гладко зализанную прическуна две симметричные половины. – У нас?!

– Да, предатель или б-болтун, что в данном случае однои то же.

И чиновник изложил собеседнику свои умозаключения.

Сверчинский слушал, взволнованно крутя ус, а дослушав,приложил руку к сердцу и проникновенно сказал:

– Совершенно с вами согласен! Убедительнейшие исправедливейшие суждения. Но мое управление от подозрения прошу освободить.Наша задача в связи с приездом генерала Храпова была самая простая: обеспечениемундирного конвоя. Я и мер никаких особенных не принимал – просто велелподготовить конный полувзвод, и дело с концом. И уверяю вас, почтеннейший ЭрастПетрович, что из всего управления в подробности были посвящены только двое: я ипоручик Смольянинов. Ему как адъютанту я должен был все объяснить. Но вы ведьего знаете, он юноша ответственный, смышленный и самого благородного образамыслей, такой не подведет. Да и я, смею надеяться, известен вам как человекнеболтливый.

Эраст Петрович дипломатично наклонил голову:

– Именно п-поэтому я первым делом отправился к вам иничего от вас не утаиваю.

– Уверяю вас, это или питерские, илигнездниковские! – расширил красивые бархатные глаза полковник, под„Гнездниковскими“ имея в виду Охранное отделение, расположенное в БольшомГнездниковском переулке. – Про питерских ничего сказать не могу, нерасполагаю достаточной полнотой сведений, а вот у подполковника Бурляева впомощниках швали довольно – и бывшие нигилисты, и всякие темные личности. Тамбы и пощупать. Я, конечно, не смею обвинять самого Петра Ивановича, упаси Боже,но за негласное обеспечение безопасности отвечала его филерская служба, азначит, был какой-никакой инструктаж, разъяснение – перед изрядной группойвесьма сомнительных субъектов. Неосмотрительно. И еще одно… – Сверчинскийзамялся, словно не зная, стоит ли продолжать.

– Что? – спросил Фандорин, глядя ему прямо вглаза. – Возможна еще какая-то версия, которую я упустил? Говорите,Станислав Филиппович, говорите. Мы с вами начистоту.

– Есть ведь еще тайные агенты, которых в нашемведомстве называют „сотрудниками“. То есть те члены революционных кружков,которые идут на сотрудничество с полицией.

– Agents provocateurs[1]? –поморщился статский советник.

– Ну, не обязательно провокаторы. Иногда простоинформанты. Без них в нашей работе никак невозможно.

– Откуда вашим шпионам знать подробности встречисекретного гостя, да еще вплоть до описания моей в-внешности? – сдвинулчерные стрелки бровей Эраст Петрович. – Что-то не пойму.

Полковник был в явном затруднении. Он слегка покраснел,закрутил ус еще круче и доверительно понизил голос:

– Агенты бывают разные. И отношения у уполномоченныхофицеров с ними тоже складываются по-разному. Иногда на основе совершенноприватных… м-м-м… я бы даже сказал, интимных контактов. Ну, вы понимаете.

– Нет, – вздрогнул Фандорин, глядя на собеседникас некоторым испугом. – Не понимаю и не желаю понимать. Вы хотите сказать,что служащие жандармерии и Охранного отделения ради интересов дела вступают сагентами в м-мужеложеские отношения?

– Ах, ну почему же обязательно мужеложеские! –всплеснул руками Сверчинский. – Среди „сотрудников“ достаточное количествоженщин, причем как правило молодых и весьма недурных собой. Вы ведь знаете, каксвободно нынешняя революционная и околореволюционная молодежь смотрит навопросы пола.