– Да-да, – несколько сконфузился статскийсоветник. – Приходилось слышать. Я и в самом деле не очень ясно представляюсебе деятельность т-тайной полиции. Как-то до сих пор не приходилось заниматьсяреволюционерами, все больше убийцами, мошенниками и иностранными шпионами.Однако, Станислав Филиппович, вы явно подводите меня к кому-то из офицеровОхранки. К кому? Кто из них, по-вашему, имеет подозрительные связи?

Полковник еще с полминуты изображал всей физиономиейнравственные терзания, потом, словно решившись, зашептал:

– Эраст Петрович, дорогой, тут, конечно, дело отчастиприватное, но, зная вас как человека исключительной щепетильности и широкихвзглядов, не считаю себя в праве утаивать, тем более что дело особеннойважности, пред которым блекнут все частные соображения, каковые… – Тут,несколько запутавшись в грамматике, Сверчинский сбился и заговорил проще. –Я располагаю сведениями, что подполковник Бурляев поддерживает знакомство снекоей Дианой – это, разумеется, агентурная кличка. Очень таинственная особа,сотрудничающая с властями бескорыстно, из идейных соображений, и потомуставящая собственные условия. Например, мы не знаем ни ее настоящего имени, ниместа проживания – лишь адрес конспиративной квартиры, которую Департамент длянее снимает. Судя по всему, это барышня или дама из очень хорошей семьи. Имеетширочайшие и полезнейшие знакомства в революционных кругах Москвы иСанкт-Петербурга, оказывает полиции поистине неоценимые услуги…

– Она любовница Бурляева, и он мог ейпроговориться? – нетерпеливо перебил Сверчинского чиновник. – Вы наэто намекаете?

Станислав Филиппович расстегнул тугой ворот, придвинулсяближе.

– Я… я не уверен, что она его любовница, но допускаю.Очень даже допускаю. А если так, то Бурляев вполне мог наболтать ей лишнего.Понимаете, двойные агенты, да еще такого склада, мало предсказуемы. Сегоднясотрудничают с нами, а завтра дают задний ход…

– Хорошо, учту.

Эраст Петрович о чем-то задумался и вдруг сменил тему:

– Я полагаю, Фрол Григорьевич п-протелефонировал вам,чтобы вы оказывали мне всемерное содействие.

Сверчинский приложил руку к груди – мол, всем, чем толькосмогу.

– Тогда вот что. Для расследования мне понадобитсятолковый п-помощник, он же офицер связи. Не одолжите мне вашего Смольянинова?

* * *

Вроде бы недолго пробыл статский советник в желто-беломособняке, не более получаса, а когда снова вышел на улицу, город было неузнать. Ветру надоело гонять белую труху по кривым улицам, снег улегся на крышии мостовые рыхлыми грудами, небо же, которого совсем недавно будто бы и вовсене было, волшебным образом прояснилось. Оказалось, что оно вовсе не низкое икрупитчатое, а напротив, очень высокое, радостно-синее и, как положено,увенчанное маленьким, но блестким, как империал, золотым кружком. Над домамиоткуда ни возьмись повылезали елочные шары куполов, заиграл радужными брызгами новорожденныйснег, и Москва проделала свой любимый фокус – обратилась из лягушки такойцаревной, что вдохнуть вдохнешь, а выдохнуть позабудешь.

Эраст Петрович посмотрел вокруг, да и остановился, несколькодаже ослепнув от сияния.

– Красота какая! – воскликнул поручик Смольянинов,но застыдился чрезмерной восторженности и счел нужным снисходительнодобавить. – Экие, право, метаморфозы… Мы сейчас куда, господин статскийсоветник?

– В Охранное отделение. Погода и в самом деле славная.Д-давайте пройдемся.

Фандорин отпустил возок обратно в генерал-губернаторовуконюшню, и пять минут спустя чиновник особых поручений и его румяный спутникшагали по Тверскому бульвару, где уже вовсю прогуливалась ошалевшая отнежданной природной амнистии публика, хотя дворники еще только начали расчищатьаллеи от снега.

Эраст Петрович то и дело ловил на себе взгляды – тоиспуганные, то сочувственные, то просто любопытствующие, и не сразу понял, вчем дело. Ах да, ведь сбоку и чуть сзади вышагивает молодец в синей жандармскойшинели, при кобуре и шашке. Со стороны можно подумать, что приличного на видгосподина в меховом плаще и замшевом цилиндре сопровождают под конвоем. Двоевстречных студентов-технологов, Фандорину вовсе незнакомых, „арестанту“кивнули, а на „конвоира“ посмотрели с ненавистью и презрением. Эраст Петровичоглянулся на поручика, но тот был все так же улыбчив и враждебности молодыхлюдей, похоже, не заметил.

– Смольянинов, вы, очевидно, несколько дней проведетесо мной. Не носите мундир, это может повредить делу. Ходите в штатском. Икстати, давно хотел вас с-спросить… Как получилось, что вы оказались вЖандармском корпусе? Ведь ваш отец, кажется, тайный советник? Могли бы служитьв г-гвардии.

Поручик воспринял вопрос как приглашение сократитьпочтительную дистанцию, в один прыжок догнал чиновника и зашагал с ним плечо кплечу.

– Да что там хорошего в гвардии, – охотнооткликнулся Смольянинов. – Парады да попойки, скука. А в жандармскомслужить одно удовольствие. Секретные задания, выслеживание опасныхпреступников, бывают и перестрелки. В прошлом году анархист в Новогирееве надаче засел, помните? Целых три. часа отстреливался, двоих наших ранил. Менятоже чуть не задел, пуля совсем близко от щеки вжикнула. Еще бы полдюйма, ишрам остался.

Последние слова были произнесены с явным сожалением обупущенной возможности.

– А не задевает вас то… неприязненное отношение, ск-которым к синим мундирам относятся в обществе, особенно в кругу вашихсверстников?

Эраст Петрович посмотрел на спутника с особенным интересом,но взгляд Смольянинова был по-прежнему безмятежен.

– Я на это внимания не обращаю, потому что служу Россиии совесть моя чиста. А предубеждение против чинов Жандармского корпусарассеется, когда все поймут, как много мы делаем для зашиты государства и жертвнасилия. Вы ведь знаете, что эмблема, назначенная Корпусу императором НиколаемПавловичем – белый платок для утирания слез несчастных и страждущих.

Такой простодушный энтузиазм заставил статского советникавновь взглянуть на поручика, и тот заговорил еще горячее: