— А теперь слушай задачу, воентехник. Батальону передается станция дальнего обнаружения типа «Редут». Я уже сообщил твоему комбату. Установка стационарная, была экспериментальным полигонным макетом физико-технического института, развернута в Токсове. Необходимо срочно подготовить боевой расчет, принять станцию и начать работу. Кодированные донесения сообщать по телефону на главный пост ВНОС, который мы вот-вот развернем. Для дублирования связи используй радиостанцию. Но лишь в крайних случаях: при обрыве линии и во время налета. Сам понимаешь, чтобы исключить возможность радиоперехвата. Кодовое наименование установки — «Редут-1». Работай в Токсове до тех пор, пока не пришлю на установку инженера. Понятно?

— Так точно, товарищ полковник!

— Да… Инженера мы уже нашли. Ученый, кандидат наук. Может, слышал о Червове? Нет? Ученик профессора Бонч-Бруевича, заведовал лабораторией, магнетроны изобретал. Сам изъявил желание! Теперь призываем в качестве военинженера третьего ранга. Так что тебе ждать недолго… Вопросы есть?

Осинин заколебался на мгновение, но решился и спросил:

— А что, товарищ полковник, «Редут-один» есть, значит, должны быть и другие «Редуты»: второй, третий?..

Соловьев нахмурился, недовольно буркнул:

— Спросил бы что полегче. Радиозавод с выполнением заказа тянет, все чего-то дорабатывает.

Осинина вдруг осенило, и он запальчиво предложил:

— А если в Москву обратиться, попросить пока те два «Редута», которые испытывали при институте связи, когда я был на стажировке?

— Так они и ждут тебя, — усмехнулся Соловьев.

— Приехал оттуда старшина Веденеев, рассказывал, что стоят они там зачехленные, без дела. Одна станция, правда, потрепана изрядно после Баку, но работать можно. Может, позвоните? — с надеждой посмотрел Сергей на Соловьева.

Задумчиво пощипывая усики, полковник, как бы размышляя, сказал:

— А что, если попробовать? Чем черт не шутит. — Он круто развернулся и, не попрощавшись, выскочил из кабинета.

…Осинин возвращался в Песочную и мыслями был в предстоящих делах. «Где взять в боевой расчет старших операторов? — ломал он голову. — В батальоне по пальцам можно пересчитать тех, кто знаком с «Редутом» и сидел за экраном осциллографа. Не хватает специалистов. А готовить их должен в первую очередь ты, товарищ инженер батальона. И спрашивать за это будут тоже с тебя. Кого же назначить старшими операторами на «Редут-1»? Все-таки хорошо, что такой опытный инженер придет. Как его? Кажется, Червов… Надо же, кандидат наук! Будет у кого поучиться…».

Наступала первая после начала войны ночь. Небо серело, закутывалось в грязно-белесый войлок. От Ленинграда фронт находился далеко, и Осинин не догадывался, как, впрочем, никто еще не знал, что уже эта ночь принесет бойцам ПВО боевое крещение, а ленинградцы впервые услышат тревожное предупреждение: «Воздушная тревога!.. Воздушная тревога!..» Она будет длиться сорок одну минуту, а в районе Песочной рухнет, объятый пламенем, первый сбитый вражеский стервятник, пытавшийся прорваться к Ленинграду.

Страшно, когда падают бомбы

Многие в ту ночь не спали, война растревожила души. Не спал и Григорий Горевой. Смотрел он на серое небо. Ох уж эта белая ночь! Накатывает и накатывает мысли, точно волны на гальку. Чудна́я она — ни тебе луны, ни звезд. То ли дело на юге! Тьма-тьмущая, а звезды по всему распахнутому небосводу…

«А как же теперь мама?! Что будет с ней? — неожиданно прострелила Григория тревожная мысль. — По радио передавали — Одессу бомбили! Эх, на фронт бы… Какой толк торчать здесь, когда он во-он аж где. Нет чтобы немцев в шею гнать, заладили ставить в караул, — чертыхнулся про себя он. — Так и повоевать не успею, война кончится. Зря, что ли, «Редут» осваивал?»

Как только Горевой оказался в батальоне, он начал искать Веденеева. Чувствовал, что старшина находится где-то здесь, рядом. Ведь намекнул же Веденеев ему на станции об этом! И наверняка крутится Николай с установками, не то что он: через день — на ремень. А найти бы старшину, может, и его, Григория, к серьезному делу приобщил бы. Но Веденеева и след простыл. Никто о нем не слышал, никто не видел такого. И вообще тут при штабе не распространяются, кто где находится да чем занимается — засекреченный батальон! Хотя ничего интересного Горевому здесь не бросилось в глаза: несколько бараков, автопарк, столовая, вещевой склад — вот и вся территория.

Правда, еще одного старого знакомого он все же встретил — комбата! Сразу признал в широкоплечем, подтянутом капитане стажера из команды испытателей, которая прошлым летом прибыла с «Редутом» в Баку. Подбежал Григорий к нему с улыбкой, отдал честь, щелкая каблуками:

— Здравия желаю, товарищ капитан! Красноармеец Горевой…

— Слушаю вас, — сухо ответил комбат.

— А вы… Вы меня не узнаете, товарищ капитан? Я же Горевой, помогал вам…

Капитан поморщился, оглядывая Григория с головы до пят, и покачал головой:

— Что-то не припомню. — И вдруг отчитал: — А вы почему не на занятиях? Из какой роты?!

— Да я, товарищ капитан, с наряда только сменился. Товарища своего ищу, — стушевавшись, замямлил Горевой.

— Марш в подразделение!

В общем, оконфузился Григорий. И пошло-поехало. Выговорил, видно, комбат старшему команды радистов, мол, шляются ваши подчиненные без присмотра, порядка нет. А сержант — ну как Иван Грозный, хоть и фамилия Добреньков. Положил теперь на Григория глаз, чуть что — гремит в казарме его бас: «А где Горевой, куда запропастился?!» По нужде спокойно не сходишь. Разве это жизнь?

Григорий грустно посмотрел на сереющее небо. Нет, чудна́я, ох и чудна́я белая ночь! Услышал недовольный голос, донесшийся из раскрытого окна караулки:

— Опять Горевой куда-то делся! Доиграется он у меня… Красноармеец Горевой! Смену думаете на посты выводить?..

«Ну вот, Иван Грозный легок на помине», — чертыхнулся про себя Григорий и раздраженно крикнул в ответ:

— Да здесь я, товарищ сержант! — Он подбежал к караульному помещению и, распахнув дверь, скомандовал: — Смена, выходи строиться!..

Сержант Михаил Добреньков, высунувшись из окна караулки, провожал взглядом смену, отправляющуюся на посты. Невольно вызывал улыбку разводящий. Как мальчик с пальчик, он быстро семенил впереди караульных, чуть ли не задевая прикладом своей винтовки землю. Время от времени он оглядывался, будто опасаясь, не наступят ли шедшие за ним ему на пятки. «Ну и забавный парень Горевой, — подумал Добреньков, — и старательный. Правда, обязательно хочет быть заметным. Говорит всегда звонко, четко произносит слова. А все потому, что букву «л» проглатывает, думает, что так скроет. Хохмач. Меня Иваном Грозным прозвал, чудак-человек».

Он прошел в комнату начальника караула, сел за стол, достал из полевой сумки маленькую, в темно-синем тисненом переплете тетрадь-дневник, положил перед собой. Начал листать страницы. В памяти всплыли картины былого. Он, молодой красноармеец, растерянно смотрит на чудо-технику — радиостанцию, которую должен освоить. Выстукивает ключом точки-тире… Вот уже допущен к самостоятельной работе, с сержантскими треугольниками