А путь себе они выбирали сами. Зимой двигались по восточномупобережью на юг, а летом — на север. Иногда, залюбовавшись необыкновеннокрасивым закатом, они сворачивали на запад или же вслед за журчащей речушкойделали поворот на юго-запад. Зимой, когда дороги заносило снегом, они находилиприют либо у фермера, либо у владельца лавки, которые обычно нуждались в паре свободныхрук, и тогда ее отец-ирландец отрабатывал их ночлег.

Где только не приходилось ночевать Шеридан к тому времени,когда ей исполнилось двенадцать лет: и на сеновале, и на перине в доме,населенном хохочущими дамами в ярких шелковых платьях с такими глубокимивырезами, что казалось, их груди вот-вот вывалятся наружу. Но кем бы ни былахозяйка дома, где они ночевали, — женой ли фермера или же проповедника спостным лицом, или дамой в пурпурном шелковом платье, отороченном чернымиперьями, все они души не чаяли в ее отце, Патрике, и по-матерински заботились осамой Шеридан. Да и как можно было не любить ее отца, такого приветливого иобходительного и к тому же трудолюбивого, готового за» ночлег и еду работать отзари до зари. И благодарные женщины кормили его как на убой и баловали любимымилакомствами.

Шеридан они ласково поддразнивали рыженькой и хохотали доупаду, когда отец называл ее своей «маленькой морковкой». Они подставляли ейпод ноги скамеечку, когда она изъявляла желание помочь мыть посуду, а когдауезжала, одаривали лоскутами, иголками и нитками, чтобы она могла сшитьодеяльце или платье для своей куклы Аманды. Шеридан обнимала их, благодаря засебя и за Аманду, а они смеялись, уверенные в том, что она не шутит, и целовалиее на прощание, шепча ей на ушко, что она вырастет красавицей, а Шеридан тожесмеялась, уверенная в том, что они шутят. Потом они с грустью смотрели вследфургону, увозившему Шеридан и ее отца, махали им и кричали: «Бог в помощь!»,«Поскорее приезжайте опять!»

Ему не раз предлагали остаться, взять в жены то лихозяйскую, то ли соседскую дочку.

— Спасибо, — с улыбкой отвечал ирландец, — но это было быдвоеженством, потому что мать Шеридан жива. В моем сердце. — При этом глаза еготемнели.

Они всегда темнели, когда отец вспоминал о маме, и Шериданстановилось так грустно! Но спустя некоторое время на лице его снова появляласьулыбка. Маму и маленького брата унесла страшная болезнь с мудреным названием«дизентерия», и после этого папа долго не мог оправиться, целыми днями молчасидел у очага в их крохотной хижине, потягивая виски и совершенно забыв обурожае, гниющем в поле, не говоря уже о том, чтобы что-то посеять. Он неразговаривал, не брился, почти ничего не ел, и, казалось, его нисколько неволновало, подохнет или не подохнет от голода их мул. Шестилетняя Шеридан, привыкшаяпомогать маме, теперь взвалила на себя всю ее работу.

Но отец как будто не замечал, как ей трудно. В один поистинероковой день девочка обожгла обе руки и вдобавок сожгла яичницу, которую жариладля отца. Превозмогая боль и сдерживая слезы, девочка потащила к ручью белье,захватив обмылок, встала на колени и опустила в воду фланелевую рубаху отца, сгрустью вспоминая те счастливые дни, когда они ходили к ручью вместе с мамой.Мама стирала и что-то тихонько напевала, а Шеридан присматривала за маленькимДжейми, который, гукая, плескался в воде и шлепал своими пухлыми ручонками посолнечным зайчикам. Мама очень любила петь, научила Шеридан английским народнымпесням, и они вместе пели их во время работы. Иногда мама умолкала и, наклонивголову набок, со странной, горделивой улыбкой слушала пение Шерри. А то вдругобнимет ее крепко-крепко и скажет: «Голосок у тебя такой нежный и какой-тоособенный — ну прямо как ты сама». Или еще что-нибудь в том же духе.

Глаза Шерри затуманивались слезами от этих воспоминаний.Словно живую, видела она перед собой маму, в ушах звучала ее любимая песня. Вотмама улыбнулась, глядя на маленького Джейми, потом перевела взгляд на Шеридан,насквозь промокшую, будто она вместе с братишкой плескалась в воде, и сказала:«Спой нам что-нибудь, ангел мой…»

Под впечатлением этих воспоминаний Шеридан попробоваласпеть, «но голос прерывался от слез. Девочка утерла их тыльной стороной ладошеки вдруг заметила, что рубаха отца плывет вниз по течению. Достать ее Шерри немогла и, забыв о том, что она уже большая и должна быть мужественной, подтянулаколени к груди и, зарывшись лицом в мамин фартук, зарыдала от горя и страха.Она плакала, раскачиваясь взад и вперед, вдыхая аромат полевых цветов и трав,пока совсем не охрипла.

« Мама, — молила она сквозь рыдания, — ты так мне нужна, такнужна, так нужна! И маленький Джейми тоже. Пожалуйста, вернись к нам! Вернись!Вернись! О пожалуйста! Я не могу без тебя, не могу!»

— Я тоже не могу, — услышала она голос отца, но не тот чужойи безжизненный, который был у него много месяцев, а родной, до боли знакомый,чуть охрипший от переполнявших его чувств. Он сел рядом и обнял ее. — Но держупари, вдвоем, радость моя, мы справимся. — Он вытер ей слезы и продолжал. —Хочешь, давай бросим все и отправимся путешествовать, ты и я? Что ни день, топриключение. У меня было много приключений, когда я путешествовал. И во времяодного из них я познакомился с твоей мамой, когда проезжал через Шервинз-Глен вАнглии. В один прекрасный день мы с тобой поедем туда, но с шиком. Не так, какуезжали оттуда с твоей мамой.

Перед смертью мама Шеридан с тоской вспоминала о живописнойанглийской деревушке, где родилась, о том, как ходила в большой зал натанцевальные вечера. Возле дома приходского священника вдоль белой ограды визобилии росли необыкновенно красивые алые розы, сорта Шеридан, и мама решиланазвать так свою первую дочку. Желание отца еще раз побывать в Шервинз-Глен,видимо, возникло у него после смерти матери, и девочка никак не могла вначалепонять, почему папу так тянет туда. Ведь он сам ей рассказывал, что наиболеевлиятельный человек в деревне по имени эсквайр Фарадей — настоящее чудовище,что его все ненавидят, и в то же время собирался выстроить себе дом рядом сдомом эсквайра, разумеется, если вернется туда.

Впервые отец встретился с Фарадеем, когда привез ему изИрландии для его дочери великолепного коня, и, поскольку в Ирландии у отцаникого не осталось в живых, он решил поселиться в этой деревне и поработать уэсквайра в качестве грума и тренера по верховой езде.

Лишь когда Шеридан исполнилось одиннадцать лет, она узнала,что вероломный, бездушный, высокомерный эсквайр Фарадей — родной отец мамы!

Ее всегда удивляло, что отец увез маму из ее любимойдеревни, а потом уговорил уехать в Америку вместе с ее старшей сестрой, котораязатем осела в Ричмонде и уже не захотела уезжать оттуда. Как ни странно, ониувезли с собой только коня, не считая того, во что были одеты, и небольшойсуммы денег. Этого коня по кличке Финиш-лайн мама буквально обожала и не пожалеласредств, чтобы переправить его морем в Америку, но по прибытии на место вскорепродала.

Из разговоров родителей Шеридан поняла, что Англию онипокинули скоропалительно из-за каких-то неприятностей, однако точно ничего незнала. А отец, видимо, не собирался удовлетворять ее любопытство, и пришлосьШеридан набраться терпения и ждать, когда у них появится дом в Шервинз-Глен,чтобы самой во всем разобраться на месте. Теперь прямых вопросов Шеридан отцуне задавала, все ходила вокруг да около. И все-таки ей удалось кое-что понять.Отец рассчитывал на крупный выигрыш в карты, хотя ему постоянно не везло. Но оннадеялся на чудо, полагая, что в один прекрасный день фортуна снова емуулыбнется.