– Решила со мной поиграть, точно кошка с мышкой? С самогоначала знала, зачем мне понадобилась, и разыгрывала дурочку? Знала? – Онпостепенно успокаивался, лицо его обретало обычный цвет.

– Кто проболтался? Рита? – Он буравил ее взглядом.

Таппенс покачала головой. Она понимала, что нечаянныйрозыгрыш долго длиться не может, но все равно не стоило впутывать в игру ещекакую-то Риту.

– Нет, – честно сказала она. – Рита обо мне ничего не знает.

Его глаза все еще сверлили ее точно два буравчика.

– А ты что знаешь? – выпалил он.

– Собственно говоря, ничего, – ответила Таппенс и судовольствием заметила, что тревога Виттингтона не только не уменьшилась, но ивозросла. Похвасталась бы, что знает все, у него бы возникли сомнения.

– В любом случае, – рявкнул Виттингтон, – ты знаешь достаточно,чтобы явиться сюда и брякнуть это имя.

– А если меня и в самом деле так зовут? – заметила Таппенс.

– Да уж, рассказывай, чтобы этакое имечко – и у двух девиц?

– А может, я назвала первое попавшее? – продолжала Таппенс,опьяненная собственной невероятной честностью.

Мистер Виттингтон ударил кулаком по столу.

– Хватит чушь молоть! Что тебе известно? И сколько тыхочешь?

Последние слова воспламенили фантазию Таппенс, чему немалоспособствовал скудный завтрак и вчерашний ужин из плюшек. Она явно чувствоваласебя авантюристкой, а не новоиспеченным сотрудником фирмы, но и эта рольоткрывала определенные возможности. Поведя плечами, она многозначительноулыбнулась.

– Дорогой мистер Виттингтон, – проворковала она. –Давайте-ка раскроем карты, и прошу вас, не сердитесь так. Вы ведь слышали, какя вчера говорила, что собираюсь жить своим умом. По-моему, я сейчас доказала,что у меня есть ум, которым можно жить. Не отрицаю, мне действительно известнонекое имя, но, возможно, этим все мои сведения и исчерпываются.

– А возможно, и не исчерпываются, – съязвил Виттингтон.

– Вы упорно не желаете меня понять, – сказала Таппенс слегким вздохом.

– Повторяю: хватит молоть чушь, – сердито сказал Виттингтон.– Перейдем к делу. И можешь не разыгрывать передо мной невинность. Ты знаешькуда больше, чем говоришь.

Таппенс помолчала, восхищаясь своей находчивостью, а потомсладким голосом произнесла:

– Мне очень неприятно раздражать вас, мистер Виттингтон.

– Итак, вернемся к главному вопросу: сколько? Таппенсрастерялась. До сих пор она очень ловко водила Виттингтона за нос. Но если онаназовет явно неподходящую сумму, у него сразу же возникнут подозрения. И тут ееосенило:

– Предположим сначала небольшой аванс, остальное обсудимпотом, идет?

Виттингтон прожег ее свирепым взглядом.

– Шантаж, так?

Таппенс кротко улыбнулась.

– Ну что вы! Просто предоплата будущих услуг.

Виттингтон буркнул что-то невнятное.

– Видите ли, – объяснила Таппенс все так же кротко, – деньги– моя страсть.

– Нахалка ты, и больше ничего, – проворчал Виттингтон сневольным одобрением. – Ловко ты меня провела. – Думал, тихоня, у котороймозгов ровно столько, сколько мне нужно.

– Жизнь полна неожиданностей, – назидательно изреклаТаппенс.

– И все-таки, – продолжал Виттингтон. – Кто-то трепалязыком. Ты говоришь, не Рита. Так, значит… Войдите!

Тихо вошел клерк и положил перед начальником какой-толисток.

– Передали по телефону, сэр.

Виттингтон схватил листок и, прочитав, нахмурился.

– Хорошо, Браун, можете идти.

Клерк удалился, прикрыв за собой дверь. Виттингтон взглянулна Таппенс.

– Приходи завтра в это же время. А сейчас мне некогда. Дляначала вот тебе пятьдесят фунтов.

Быстро отсчитав несколько банкнот, он подтолкнул пачку кТаппенс и нетерпеливо поднялся, ожидая, когда та уйдет.

Таппенс деловито пересчитала деньги, спрятала их в сумочку ивстала.

– Всего хорошего, мистер Виттингтон, – сказала она вежливо.– Или мне следовало бы сказать – au revoir[17].

– Вот именно, au revoir! – Виттингтон вновь обрелблагодушный вид, и в душе Таппенс шевельнулось дурное предчувствие. – Досвидания, моя умненькая очаровательная барышня.

Таппенс единым духом одолела ступеньки лестницы. Еераспирало от восторга. Уличные часы показывали без пяти двенадцать.

– Устроим Томми сюрприз! – пробормотала она, останавливаятакси.

Когда машина подкатила ко входу в метро, Томми был на месте.Вытаращив от удивления глаза, он кинулся открывать дверцу. Ласково улыбнувшись,Таппенс бросила с нарочитой небрежностью:

– Уплати по счетчику, старичок, ладно? А то у меня нетничего мельче пятифунтовых бумажек.

Однако торжество было чуть-чуть испорчено. Наличность вкарманах Томми была определенно ограниченна. В конце концов леди пришлось извлечьиз своей сумочки плебейский двухпенсовик и вложить в ладонь шофера, уже полнуюразнообразной мелочи, и таксист, возмущенно ворча – что, мол, это ему насовали,– полез в машину.

– По-моему, ты заплатил больше, чем следует, – невиннымголоском заметила Таппенс. – Он, кажется, хочет вернуть лишнее.

Вероятно, это ее замечание заставило таксиста окончательноретироваться.

– Ну, – сказал мистер Бересфорд, получив наконец возможностьдать волю своим чувствам. – Какого дьявола… тебе вздумалось брать такси?

– Я боялась, что опоздаю и заставлю тебя ждать, – кроткоответила Таппенс.

– Боялась… что… опоздаешь! О, Господи, у меня нет слов! –воскликнул мистер Бересфорд.

– И честное-пречестное слово, – продолжала Таппенс, округливглаза, – меньше пятифунтовой бумажки у меня ничего нет.

– Ты отлично это сыграла, старушка, но он ни на секунду тебене поверил. Ни на одну.

– Да, – сказала Таппенс задумчиво. – Не поверил. Такая вотстранность: когда говоришь правду, тебе никто не верит. В этом я убедиласьсегодня утром. А теперь пошли питаться. Может, в «Савой»?