– Тряпочку дать?.. А то испачкаешь трусы.

– Ох, – сказал Константин жалобно, – чтоженщины с нами делают!

– Ладно, перестань, а то поверят, что ты еще можешь…

– Я? – удивился Константин.

– Ну да. И попадешь, как кур в ощип.

Татьяна наконец исчезла наверху, разговор возобновился,местами более раскованный, местами, напротив, сдержанный. Мужчины то и делопосматривали на лестницу, и, как только Татьяна показалась на самом верху, всевзгляды прикипели к низу ее подбритого живота, который ну никак не закрываетультракороткая юбочка.

Сдержанно улыбаясь и делая вид, что не замечает нашихвзглядов, Татьяна медленно и царственно спускалась, ставя ноги таким образом,чтобы нам и с этой позиции рассмотреть накачанные гелем половые губы. Впоследний год, как я читал в новостях, эта операция обогнала по количествуподсадку грудных имплантатов и даже подтяжку лица.

Ольга приняла из рук Татьяны диск, ящик компа с ее стороныдивана, выдвинулась стойка дисковода, через минуту на экране появились бегающиес палками в пастях собаки, мельтешащие люди. Все начали хохотать и указыватьпальцами, узнавая себя.

У Лариски лицо несчастное и донельзя встревоженное, я решил,что переживает, раз уж другая женщина сумела перехватить внимание, но Ларисканаклонилась ко мне и жарко шепнула в ухо:

– Заметил?

– Трудно было не заметить, – ответил ядипломатично. – Да и нельзя, обидится.

– Понял, как надо торопиться? Если уже в быту такоеначинают, то мы на сцене можем опоздать.

Я сказал осторожно:

– В быту всегда допускается намного больше. Тут игрупповушку можно, а это пока еще не совсем легитимно.

Она покачала головой, горячий шепот жег мне ухо:

– Нет, искусство всегда шло впереди! Мы не должныотдавать инициативу. Иначе люди искусства потеряют влияние на массы.

– Гм, – сказал я. – Вообще-то да, людиискусства в таких делах всегда шли впереди.

– И вели массы, – дошептала она.

– Да, – согласился я. – Это да. В этом делевели массы именно вы, творческие люди.

Она гордо вскинула голову, но лицо оставалось озабоченным.

– Надо спешить, – продолжила она вполголоса жуткоделовитым тоном, – скоро вообще начнут ходить голыми. Правда-правда, ячитала у одного! Уже скоро.

– Сумасшедший какой-то?

– Нет, его прогнозы всегда сбываются. За что его и нелюбят. Не то баймер, не то когист…

– Гад он, а не баймер.

– Так это ж не он придумывает! Он только предсказывает.

К ее жаркому шепоту начали прислушиваться, Константинвозразил с неудовольствием:

– Это только кажется, что предсказывают! На самом делепотому и катится в ту сторону, что такие вот когисты-баймеры… или как ты егообозвал, напредсказывали!

Но Валентина взяла его за уши и повернула лицом к экрану.Константин умолк и стал смотреть, как люди отдыхают.

Я, поддерживая шутливый настрой, спросил у Лариски деловито:

– Как скоро это будет?

– Не знаю, – ответила она тихонько. – Но ты жвидишь, как к тому идет? Летит, а не идет. Я читала давно, еще маленькая была,не верила, а теперь вижу, все ускоряется, будто с горы летит. Как только уКэрри Минетс вроде бы нечаянно сползла бретелька и зрители на концерте увиделиее грудь, на следующий концерт было не достать билетов! И на ее сайт ломилисьтак, что сервер рухнул. И уже через месяц другая певица, ее соперница, КэйтСолсу, тоже освоила трюк с бретелькой. С тех пор пошло добавляться каждуюнеделю по одной, а потом по две, три, пять…

Она умолкла, поджав губы.

– Все ты помнишь, – сказал я уважительно.

– Не только я, – огрызнулась она, – это такойволчий мир… Надо следить друг за другом!

Ее тонкие красиво вычерченные брови озабоченно сдвинулисьнад переносицей, голубые глаза потемнели, в них появился синеватый блесклегированной стали.

– Да, – согласился я очень серьезно, – надочто-то придумывать круче!

– Что?

– Не знаю, – признался я. – Выйти на сцену впарандже?

Она сказала сердито:

– Сам знаешь, это дорога с односторонним движением.

– Представляю, что на финише, – сказал ядипломатично.

Ее кулачок больно ткнул меня в бок.

– Не распускай фантазию, не распускай!

В дверном проеме появилась Василиса, роскошная ираскрасневшаяся, двести кило нежной розовой плоти, что колышется от малейшегодвижения, весело постучала ложкой по косяку. Гости встрепенулись, женщиныделовито начали перегонять мужчин из этой комнаты в ту, где стол. Нас сЛариской рассадили по разные стороны стола, неча тут разбиваться на пары. Возленее с двух сторон поспешили занять места однокашники Люши, никак не запомню ихимена, у меня с этим туго, зато рядом со мной села Татьяна и сразу начала хихикать,задевать то локтем, то грудью, поглядывать обещающе: среди собравшихся яединственный неженатик.

– Славик, – обратилась ко мне сияющаяВасилиса, – передай мне, пожалуйста, оливье. Спасибо! А ты почему так малосебе положил?.. Танечка, милая, положи Славику побольше грибочков. Он еще незнает, что ты сама их готовила!

Я с вымученной улыбкой смотрел, как полные холеные рукиперегружают в мою тарелку треть грибов из общего блюда. Если от магазинного ещекак-то можно увильнуть, то отказаться от «приготовленного своими руками» чутьли не оскорбление. Надо жрать, улыбаться и благодарить, одновременно прикрываяруками тарелку от желающих «положить еще».

– Довольно, – вырвалось у меня наконец, – ато Люше не останется! А он настоящий ценитель.

– Ты тоже оценишь!

– Я не такой эстет, – пробормотал я. – Ячеловек простой… за столом.

Василиса засмеялась, призывно колыхая грудью, щеками искладками на боках.

– За столом мы все без выпендренов!

– Я особенно…

– Мы все такие, Славик. Навались!

– Подожду, – ответил я осторожно, – когданачнется… ну, общее…

Она удивилась:

– Да ты что? Замори червячка! Это навроде аперитива.Легкая закуска, так сказать, перед решающим боем!

Однокашники Люши уже ели, и я, глядя на них, кое-как жевалэти скользкие и отвратительные грибы, как их только и едят, щупальца какие-то,но сейчас любую гадость едят, мир совсем сдвинулся. Я старался не думать, чтоем, смотрел на колыхающиеся телеса Люши, на покачивающуюся плоть Василисы, натолстые валы и валики на боках Татьяны, в этой квартире только Лариска и держитформу, хотя и она далека от стандартов тощих манекенщиц.