Стоя здесь, в пещере у очага, она вдруг увидела его,маленького, смуглого, с бесстрастным лицом, увидела его печальные глаза, иввалившиеся щеки, и взмокшие черные завитки волос надо лбом, на котором слишкомтесная шляпа оставила красную полоску, незаметную для других. Вот он стоитперед быком-пятилетком, который только что вскинул на рога лошадь и всей силойнапруженной шеи поднимает ее выше, выше, вместе с всадником, колющим эту шею острымнаконечником пики, все выше и выше, пока наконец лошадь не грохнулась оземь сглухим стуком, отбросив всадника к деревянному барьеру, и бык, пригнув могучуюшею и выставив рога, рванулся вперед, чтобы ее прикончить. Вот он, Финито,матадор не из лучших, стоит напротив быка, повернувшись к нему боком. Онаувидела ясно, как он наматывает на древко тяжелую ткань мулеты — ткань, тяжелообвисшую от крови, которой она пропиталась, когда он проводил ею над головойбыка, и над мокрым, лоснящимся загривком, и дальше, вдоль спины, когда быкбросился и бандерильи зазвенели. Она увидела, как Финито стоит в пяти шагах отголовы быка, словно вросшего в землю, стоит вполоборота к быку, и медленноподнимает шпагу до уровня его лопатки, и нацеливает острие клинка в точку,которую не может еще увидеть, потому что голова быка приходится выше его глаз.Сейчас взмахом тяжелой, мокрой ткани в левой руке он заставит быка пригнутьголову; но пока он только чуть покачивается на каблуках и нацеливает остриеклинка, стоя вполоборота к расщепленному на конце рогу; а бык тяжело дышит и несводит с мулеты глаз.

Она видела его теперь совсем ясно и слышала его тонкий,высокий голос, когда он повернул голову и оглядел публику, сидевшую в первомряду над красным барьером, и сказал: «Посмотрим, удастся ли нам убить его воттак!»

Она услышала голос и потом увидела, как согнулось егоколено, и он пошел вперед, прямо на рог, который, словно по волшебству,опустился, следуя за движением мулеты в смуглой худой руке, уводящим рога внизи мимо, и как острие вонзилось в пыльный бугор загривка.

Она видела, как блестящий клинок погружался медленно иверно, будто бык, напирая, сам вбирал его в себя, и она следила за ним, покасмуглый кулак не прикоснулся к натянутой шкуре, и тогда маленький смуглыйчеловек, ни разу не оторвавший глаз от места, куда входила шпага, весьподобрался, отводя подальше от рога свой плоский втянутый живот, а потом,отскочив назад, стал в позу — в левой руке древко мулеты, правая поднята вверх— и приготовился смотреть, как умирает бык.

Вот он стоит и смотрит, как бык силится удержаться на ногах,как он качается, точно подрубленное дерево, перед тем как упасть, как ловитуходящую из-под ног землю, а он стоит и смотрит, подняв правую руку в жесте,знаменующем торжество. И она знала, что он испытывает приятное расслабляющеечувство облегчения от того, что все уже кончено, что бык умирает, что рог неударил, не вонзился, когда он изогнулся всем телом, пропуская его, и пока онстоял и думал об этом, колени у быка подогнулись, и он рухнул, свалилсязамертво, задрав все четыре ноги в воздух, и она увидела, как маленький смуглыйчеловек устало, без улыбки зашагал к барьеру.

Она знала, что он не мог бы сейчас побежать, даже если б егожизнь зависела от этого, и она смотрела, как он медленным шагом подошел кбарьеру, вытер рот полотенцем, и взглянул на нее, и покачал головой, а потомвытер полотенцем лицо и начал свое триумфальное шествие вокруг арены.

Вот он медленным, волочащимся шагом обходит арену,улыбается, раскланивается, улыбается, а за ним идут его помощники, нагибаются,подбирают сигары, бросают обратно в публику шляпы; а он продолжает своешествие, улыбающийся, с печальными глазами, и, закончив круг, останавливаетсяперед ней. Потом она еще раз взглянула и увидела его уже сидящим на приступкедеревянного барьера с полотенцем у рта.

Все это Пилар увидела, стоя у очага, и, увидев, сказала:

— Так, значит, он не был хорошим матадором? С какими людьмия теперь должна проводить свою жизнь!

— Он был хорошим матадором, — сказал Пабло. — Ему мешал егомаленький рост.

— А потом он, видно, был чахоточный, — сказал Примитиво.

— Чахоточный? — сказала Пилар. — А как ему было не нажитьчахотки после всего, что досталось на его долю? В этой стране, где бедныйчеловек так и умрет бедняком, если только он не преступник вроде Хуана Марча,не матадор и не оперный тенор! Как ему было не нажить чахотки? В стране, гдекапиталисты обжираются до катара желудка, так что уже не могут жить без соды, абедняки голодают с первого до последнего дня своей жизни, как ему было ненажить чахотки? Когда с малых лет шатаешься по ярмаркам, чтобы научитьсяискусству боя быков, и ездишь зайцем в вагонах третьего класса, прячась подскамейками, потому что нет денег на билет, и лежишь там, в грязи и пыли, средисвежих плевков и высохших плевков, как тут не нажить чахотки, особенно еслигрудь у тебя измята рогами быка?

— Я ничего и не говорю, — сказал Примитиво. — Я толькосказал, что он был чахоточный.

— Конечно, он был чахоточный, — сказала Пилар, размахиваябольшой деревянной ложкой. — Он был маленького роста, и у него был тонкийголос, и он очень боялся быков. Никогда я не встречала человека, который бы такбоялся перед выходом на арену, и никогда я не видела человека, который был бытак бесстрашен во время боя. Эй, ты! — сказала она Пабло. — Ты вот боишьсясмерти. Носишься со своим страхом. А вот Финито боялся, может, больше тебя, ана арене был храбр как лев.

— Он славился как очень отважный матадор, — сказал один избратьев.

— Никогда не встречала человека, который бы так боялся, —сказала Пилар. — Он даже ни одной бычьей головы не держал в доме. Один раз наярмарке в Вальядолиде он убил быка Пабло Ромеро, и очень хорошо убил…

— Я помню, — сказал старший из братьев. — Я был на этом бое.Бык был желто-бурый, крутолобый, с очень длинными рогами. Он весил большетридцати arrobas[47]. Это был последний бык, которого Финито убил вВальядолиде.