У его ног стояла коричневая сумка, и Дэннис сонно подумал:«Наверное, тот самый ленч. Может быть, Реппертон раздавил его не так сильно,как нам тогда показалось». Он попытался привстать, почувствовал боль в спине ивоспользовался кнопкой на пульте, с помощью которой часть кроватиприподнималась и позволяла принять почти сидячее положение. Зажужжал мотор.

— Иисус, это и вправду ты!

— А ты ожидал увидеть гидру или какого-нибудь трехголовогомонстра? — улыбнулся Эрни.

— Я думал, что сплю. — Дэннис осторожно встряхнул головой ипоказал на коричневую сумку. — Что это?

— Я опустошил холодильник и стол, когда мы расправились сдичью, — проговорил Эрни. — Мама и папа поехали к своим университетским друзьями вернутся не раньше восьми часов.

Разговаривая, он вынимал из сумки ее содержимое. Дваоловянных подсвечника. Две свечи. Эрни вставил свечи в подсвечники, зажег ихспичкой, которую достал из коробки с рекламой гаража Дарнелла, и выключилверхний свет. Затем выложил на стол сандвичи, завернутые в вощеную бумагу.

— Я всегда говорил. — продолжал улыбаться Эрни, — что сандвичив четверг вечером еще лучше, чем праздничный обед. Потому что еще большехочется есть.

— Да, — мечтательно сказал Дэннис. — Устроиться бы ссандвичами перед телевизором — и чтобы шел какой-нибудь старый фильм. — Потомон спохватился:

— Но, Эрни, тебе вовсе не нужно было…

— Дерьмо! Я не видел тебя почти три недели! Хорошо еще,застал тебя во сне, а то бы ты выставил меня за дверь. — Он развернул двасандвича для Дэнниса. — По-моему, твои любимые. Белое мясо с майонезом насдобном хлебе.

Дэннис захихикал, потом засмеялся и наконец захохотал во всегорло. Эрни видел, что у него от смеха заболела спина, но ничего не могподелать.

В детстве сдобный хлеб был их общим секретом. Матери обоихбыли очень серьезны насчет хлеба. Регина покупала диетические булочки, изредказаменяя их ржаными, из муки крупного помола. Мама Дэнниса придерживаласьитальянской кухни и пышных пшеничных лепешек. Эрни и Дэвис послушно съедали то,что им давали, — но втайне от родителей на карманные деньги покупали по батонусдобного хлеба и, запасшись банкой французской горчицы, отправлялись в гараж кЭрни или под деревья возле дома Дэнниса.

Эрни тоже не удержался от смеха, и для Дэнниса эта минутабыла лучшей частью Дня Благодарения.

* * *

Эрни плотнее прикрыл дверь и извлек на свет упаковку изшести банок пива.

— Нас не так поймут, — сказал Дэннис и еще раз улыбнулся.

— Нет, — возразил Эрни. — Не так поймут, если мы кому-нибудьрасскажем. Но мы не будем так глупы. — Он поднял одну из банок над столиком сосвечами. — Прозит.

— За долгую жизнь, — ответил Дэннис. Они выпили и немножкопомолчали.

— Вчера приходила Ли, — наконец произнес Дэннис. —Рассказала о Кристине. Мне очень жаль. Правда.

Эрни взглянул не него и внезапно просиял. Дэннис не могповерить своим глазам.

— Да, она была плоха. Но я уже многое поправил. Дэннис! Еслибы ты знал, в каком состоянии я нашел ее в аэропорту, то не подумал бы, что яуспею так много сделать! Хуже всего были стекла. И конечно, покрышки. Они их сплошьисполосовали.

— А двигатель?

— Даже не добрались. — быстро проговорил Эрни, и это былаего первая ложь. Увы, они добрались до двигателя. Когда Эрни и Ли пришли заКристиной, распределительная коробка валялась на полу. Ли узнала ее ирассказала об этом. Дэннису было интересно, что еще под капотом вышло из строя.Радиатор? Если кто-то воспользовался железным прутом, чтобы пробить дыры вкузове, то почему бы он не мог тем же инструментом разнести на части радиатор?А как насчет свечей? Регулятора напряжения? Карбюратора? Эрни, почему ты лжешьмне?

— Ну а чем ты сейчас занимаешься? — спросил Дэннис.

— Трачу на нее деньги, что мне еще делать? — ответил Эрни изасмеялся. Его смех был почти неподделен, но Дэннису показалось, что в началеразговора его друг веселился чуть более естественно. — Новые стекла, новыешины. Осталось немного поработать с кузовом, и она будет как новая.

Как новая. Но Ли сказала, что в тот день кузов на тричетверти состоял из пробоин.

Почему ты лжешь?

В какой-то момент у него мелькнула безрадостная мысль, что Эрнислегка тронулся рассудком, — но нет, тот не производил такого впечатления.Скорее был похож на человека, скрывающего что-то. А вернее, готовящего почвудля… для чего? На что? На случай спонтанной регенерации? Он снова подумал, чтоЭрни немного сошел с ума.

Как же иначе объяснить эти слова?

Возможно, только такое объяснение и осталось бы Дэннису,если бы он не помнил, как затягивались трещины на ветровом стекле — делалисьменьше от встречи к встрече с машиной.

Просто световой эффект. Так ты решил тогда — и был прав.

Однако световым эффектом нельзя было объяснить ни странныйметод работы над Кристиной, к которому прибегнул Эрни, беспорядочно заменяястарые детали на новые, ни дьявольское наваждение, которое Дэннис испытал вгараже Лебэя.

И ничем нельзя было объяснить ложь Эрни… и прищуренныйвзгляд, которым он смотрел на Дэнниса, будто хотел убедиться в том, что егослова приняты на веру. Поэтому он улыбнулся… широко и облегченно:

— Ну вот и прекрасно. — Прищуренный, оценивающий взгляд Эрнизадержался на нем еще немного. — Повезло, — сказал он. — Если бы они не былитакими кретинами, то бросили бы сахар в бензобак или мелассу в карбюратор. Мнес ними повезло.

— С Реппертоном и его веселой командой? — спокойно спросилДэннис.

Подозрительное выражение, такое необычное для Эрни, сновамелькнуло на его лице. Теперь у него был какой-то жуткий, зловещий вид. Эрнихотел что-то сказать, но вместо этого вздохнул.

— Да, — произнес он. — С кем же еще?

— Но ты не сказал об этом.

— Мой папа сказал.

— Не папа, а Ли.

— Вот как? Что же еще она тебе сказала? — резко спросилЭрни.

— Ничего, а я не настаивал, — произнес Дэннис, протягиваяруку — Это твое дело, Эрни. Мир.

— Конечно, — Он усмехнулся и провел рукой по лицу. — Никакне могу забыть всего этого. Черт. Наверное, никогда не смогу забыть, Дэннис.Прийти вместе с Ли на стоянку, чувствовать себя на вершине счастья и увидеть…