меня врагом. Я была готова опуститься на колени, я была готова умолять, унижаться, просить, потому что по вспыхнувшему взгляду понимала, что мужчина не соврал. Он может вылечить рану Дэррека, может изничтожить яд в его крови.

Я видела такое впервые. Достав витиеватый кинжал, Аарэн грустно усмехнулся и надрезал свою ладонь. Кровь хлынула густым потоком, а мужчина спешно прижал ее к рваной ране на животе Дэррека. Вязкая субстанция буквально затапливала рану, стекала по бледной коже, как если бы кровоостанавливающее заклинание перестало действовать.

– Вот вроде бы хорошее дело сделал, а что же так погано-то а? – будто ни к кому и не обращаясь, вопросил император.

– Может быть, потому что вы мерзавец, воспользовавшийся безвыходным положением? – не смогла я промолчать.

В голосе моем отчетливо слышалось презрение, но внутри я ликовала, потому что видела, как рана прямо на моих глазах затягивается. Родовая магия в своем ярчайшем проявлении. А говорили – сказки… Вот вам и легенды! Кем они были друг другу? Дядя и племянник? Нет, не похоже. Скорее всего, кузенами. Однозначно больше, чем просто друзьями. Пусть в сказке было мало описано про родовую магию, но одно ясно точно: те двое были ближайшими родственниками, а именно родными братьями.

– Авелина, не спеши рубить с плеча. И прости меня за то, что вынудил тебя принять такое решение, – совершенно спокойно произнес Аарен, шепнув что-то над своей ладонью.

Кровь перестала идти, и мы могли наблюдать за тем, как магия возвращает человека к жизни. Бледность уходила, дыхание выровнялось, а рана становилась меньше с каждой пройденной секундой.

– Ты действительно нравишься мне, я вижу огромные выгоды для нас обоих в нашем браке, но я сделал это не ради себя и не ради тебя. Я сделал это для него. Чтобы ты понимала, этот дурак преотлично все слышал, даже находясь в бреду. Дэррек – мой родной брат по отцу и единственный родственник, который не ушел к Вершителю. С тех пор, как мы познакомились, он все время заботился обо мне, решал мои проблемы, постоянно забывая о себе. Мне было больно смотреть на то, как он упускает тебя, самолично отстраняется, отвергает то, что было с первого взгляда видно всем вокруг. Он не верил никогда и никому – в этом заключается его работа, которая полностью захватила его жизнь. Я хотел, чтобы он поверил тебе и поверил себе в первую очередь, – с небывалой серьезностью закончил Аарен, глядя на шокированную меня. – Ты ведь слышал Авелину, братец? – вдруг весело усмехнулся император. – Она всегда выберет тебя. Подумай над этим как следует. А если до тебя и сейчас не дошло, то здоровая конкуренция еще никому вреда не приносила.

Это был удар. Я лишь успела заметить, как пальцы Дэррека дрогнули, сжались в кулак, а сам он молниеносно сел на постели и со всего размаха ударил императора по лицу. Аарен от неожиданности даже с кровати скатился, шмякнувшись на пол. Вскочив на ноги, я потрясенно смотрела то на совершенно здорового главу службы безопасности, то на императора, который сейчас сидел на полу и от души смеялся, ощупывая пальцами собственную челюсть.

– Спасибо, – едко заметил Дэррек. Все ждала, что он вот-вот посмотрит на меня, но мужчина словно специально игнорировал мое присутствие. – Чего же еще часок не подождал? Мог бы еще что-нибудь интересное рассказать.

– Не стоит благодарности, – поднялся Аарен на ноги, вынуждая тем самым и Дэррека встать с постели.

Они так смотрели друг на друга. Как два непримиримых хищника, как два тигра, что в любую секунду были готовы сцепиться. О Вершитель, да когда же это закончится? После всего того, что произошло сегодня, мне нестерпимо хотелось в море… Сбежать. Чтобы побыть одной, чтобы привести в порядок мысли, и чтобы кто-нибудь очень мудрый посидел со мной рядом и молча погладил меня по волосам.

Они обнялись. Они просто взяли и крепко обнялись, как обнимаются люди, что дороги друг другу. А я рухнула в кресло, даже не глядя, куда, собственно, падаю. Облегчение буквально затопило меня. С трудом, но осознавала, что теперь все действительно будет хорошо. Нет, проблемы в империи не исчезнут вовсе. Появятся новые заговорщики, новые скандалы, интриги и расследования, но это будет уже совсем другая история.

Портал открылся неожиданно. Он просто взял и нагло сожрал тех двоих, которых я собиралась нагло допрашивать в следующие несколько часов, невзирая на дикую усталость и чудом прошедшую стороной смерть.

– А я? – выкрикнула собственно я, опешив от такой бессовестности некоторых.

Но тишина не имеет привычки отвечать.

Глава 27

Глава 27

Я промаялась несколько часов, прежде чем окончательно поняла, что, как только Дэррек вернется, я его немножко убью. Несмотря на некоторую опустошенность, дикую усталость и сходившее с меня действие зелья, оставаться в покоях Его Сиятельства я не стала. Из упрямства, если честно. Хотелось немного отомстить ему за то, что они ушли вот так, оставив меня без разъяснений и дальнейших планов. Именно поэтому я спокойно вышла из его покоев и, воспользовавшись помощью слуги, отправилась к себе в комнаты.

Тут-то я уже как следует насладилась всеми гранями бессилия. Бесилась я, в общем, страшно, потому что на самое интересное меня, как всегда, не позвали. Предполагала, что братья так резво отправились не отмечать очередную победу, а допрашивать главного виновника всех бед. Я даже подумывала отыскать допросную, чтобы ворваться к ним и обличить в бессовестности, но делать этого разумно не стала. Все-таки плаваем мы по разным морям, и берега путать совершенно не стоит.

Я нервничала. Нервничала, когда распоряжалась об ужине для себя. За окном давно стояла ночь, а я неспешно принимала ванну, переодевалась в сорочку и халат, подъедала вкусности с подноса. В общем, оттягивала время сна, как могла, но улечься в постель все же пришлось.

Не могла спать. Мысли – их было сотни. Интересовал меня самый главный вопрос: что теперь будет со мной? С нами? И было ли это «с нами» для Дэррека на самом деле. По-прежнему ни на что не рассчитывала, но и глупый порыв сбежать на «Неуловимого Странника» прямо посреди ночи я в себе подавила. Хотелось по-взрослому расставить все точки над и. И если будет нужно, то вывесить белый флаг. Впервые в жизни сдаться, потому