Винни ухмыльнулся и двинулся к выходу.

— Расслабься, папаша, а то пупок развяжется, — хохотнул он.

— Только тронь ее, и я тебя прикончу. Винни улыбнулся ещешире:

— Прикончишь? Меня? Ты разве не понял, дядя, что я давномертвый?

Он вышел из класса. Эхо его шагов еще долго звучало вкоридоре.

— Что ты читаешь, дорогой? Джим повернул книгу переплетом кжене, чтобы та могла прочесть название: «Вызывающий демонов».

— Фу, гадость. — Она отвернулась к зеркалу поправитьприческу.

— На обратном пути возьмешь такси?

— Зачем? Всего четыре квартала. Прогуляюсь — для фигурыполезнее.

— Одну из моих учениц остановили на Саммер-стрит, — совралон. — Вероятно, хотели изнасиловать.

— Правда? Кого же это?

— Диану Сноу, — назвал он первое пришедшее на ум имя. —Учти, она не паникерша. Так что ты лучше возьми такси, хорошо?

— Хорошо. — Она присела перед ним, взяла его голову в ладонии заглянула в глаза. Джим, что происходит?

— Ничего.

— Неправда. Что-то происходит:

— Ничего серьезного.

— Это как-то связано с твоим братом? На него вдруг повеяломогильным холодком.

— С чего ты взяла?

— Прошлой ночью ты стонал во сне, приговаривая: «Беги, Уэйн,беги».

— Пустяки.

Но он лукавил, и они оба это знали. Салли ушла.

В четверть девятого позвонил мистер Нелл.

— Насчет этих ребят ты можешь быть спокоен, — сказал он. —Все они умерли.

— Да? — Он разговаривал, заложив пальцем только чтопрочитанное место в книге.

— Разбились на машине. Через полгода после того, как убилитвоего брата. Их преследовала патрульная. За рулем, если тебе это интересно,был Фрэнк Саймон. Сейчас он работает у Сикорского. Получает, надо думать,приличные деньги.

— Так они разбились?

— Их машина потеряла управление и на скорости в сто с лишнимврезалась в опору линии электропередачи. Пока отключили электроэнергию, ониуспели хорошо прожариться. Джим закрыл глаза.

— Вы видели протокол?

— Собственными глазами.

— О машине что-нибудь известно?

— Краденая.

— И все?

— Черный «форд-седан» 1954 года, на боку надпись «Змеиныйглаз». Между прочим, не лишено смысла. Представляю, как они там извивались.

— Мистер Нелл, у них еще был четвертый на подхвате. Имени непомню, а кличка Крашеный.

— Так это Чарли Спондер, — тотчас отреагировал Нелл. — Он,помнится, однажды выкрасил волосы клороксом и стал весь бело-полосатый, а когдапопытался вернуть прежний цвет, полосы сделались рыжими.

— А чем он занимается сейчас, не знаете?

— Делает карьеру в армии. Записался добровольцем в пятьдесятвосьмом или пятьдесят девятом, после того как обрюхатил кого-то из местныхбарышень.

— И как его найти?

— Его мать живет в Стратфорде, она, я думаю, в курсе.

— Вы дадите мне ее адрес?

— Нет, Джимми, не дам. Не дам, пока ты мне не скажешь, что утебя на уме.

— Не могу, мистер Нелл. Вы решите, что я псих.

— А если нет?

— Все равно не могу.

— Как знаешь, сынок.

— Тогда, может быть, вы мне…

Отбой.

— Ах ты, сукин сын. — Джим положил трубку на рычаг, тут жераздался звонок, и он отдернул руку, точно обжегся. Он таращился на телефонныйаппарат, тяжело дыша. Три звонка, четыре. Он снял трубку Послушал. Закрылглаза.

По дороге в больницу его нагнала полицейская машина иумчалась вперед с воем сирены. В реанимационной сидел врач с щетинкой наверхней губе, похожей на зубную щетку. Врач посмотрел на Джима темными, ничегоне выражающими глазами.

— Извините, я Джеймс Норман, я хотел бы… — Мне очень жаль,мистер Норман, но ваша жена умерла в четыре минуты десятого.

Он был близок к обмороку. В ушах звенело, окружающиепредметы казались далекими и расплывчатыми. Взгляд блуждал по сторонам,натыкаясь на выложенные зеленым кафелем стены, каталку освещеннуюфлуоресцентными лампами, медсестру в смятом чепце. Пора его крахмалить,барышня. У выхода из реанимационной, привалясь к стене, стоял санитар в грязномхалате, забрызганном спереди кровью. Санитар чистил ногти перочинным ножом. Насекунду он прервал это занятие и поднял на Джима насмешливые глаза. Это былДэвид Гарсиа. Джим потерял сознание.

Похороны. Словно балет в трех частях: дом — траурный зал —кладбище. Лица, возникающие из ниоткуда и вновь уходящие в никуда. Мать Салли,чья черная вуаль не могла скрыть струящихся по щекам слез. Отец Салли,постаревший, точно обухом ударенный. Симмонс. Другие сослуживцы. Они подходили,представлялись, пожимали ему руку. Он кивал и тут же забывал их имена. Женщиныпринесли кое-какую снедь, а одна дама даже испекла огромный яблочный пирог, откоторого кто-то сразу отрезал кусок, и когда Джим вошел в кухню, он увидел, каквзрезанный пирог истекает янтарным соком, и подумал: «Она б его еще украсилаванильным мороженым».

Руки-ноги дрожали, так и подмывало размазать пирог постенке.

Когда гости засобирались, он вдруг увидел себя со стороны,словно в любительском фильме. Увидел, как пожимает всем руки, кивает головой иприговаривает: «Спасибо… Да, постараюсь… Спасибо… Да, ей там будет хорошо…Спасибо…» Гости ушли, и дом снова оказался в его распоряжении. Он остановилсяперед камином. Здесь были расставлены безделицы, скопившиеся за их совместнуюжизнь. Песик с глазками-бусинками, выигранный Салли в лотерею во время ихсвадебного путешествия на Кони-Айленд. Две папки в кожаном переплете -его и ееуниверситетские дипломы. Пластиковые игральные кости совершенно невероятногоразмера — Салли подарила их ему, после того как он просадил шестнадцатьдолларов в покер. Чашка тонкого фарфора, приобретенная женой на дешевойраспродаже в Кливленде. И в самой середине — свадебная фотография. Он перевернулее лицом вниз и уселся перед выключенным телевизором. В голове у него началсозревать план.

Зазвонивший через час телефон вывел его из дремы. Онпотянулся за трубкой. — Следующий ты. Норм. — Винни? — Мы ее шлепнули, какглиняную мишень в тире. Щелк — дзинь.