— Она была с нами при штурме Зимнего, — закончил за негоЕгор. — Дед, она просто очень молодая и не слишком опытная. Ее кто-тоиспользовал в личных целях, и она легко дала себя использовать. У нее кучаамбиций, как у всех молодых, и ей страсть как хотелось кого-нибудь разоблачить.

Егор секунду подумал и добавил:

— Я на ней женюсь, когда разберусь во всем этом деле.

Дед едва не свалился со стула.

— Что ты сделаешь, когда… разберешься?

— Женюсь на ней, — сказал Егор уверенно. Мысль о том, что онженится на Лидии Шевелевой, доставляла ему удовольствие. Он женится на ней,поселит ее в своей квартире и больше не разрешит заниматься всякой ерундойвроде разоблачения разных адвокатов.

Когда все закончится, он поедет с ней на море и будетвтирать крем от загара в ее оливковую теплую гладкую кожу, и слушать низкийголос, похожий на французский коньяк, и каждый день будет узнавать о нейчто-нибудь новое — ведь он совсем ее не знает! — и все это новое будетдоставлять ему радость и удовольствие.

И каждую ночь и каждый день он будет заниматься с нейлюбовью. До полного изнеможения. До абсолютного насыщения. До потери памяти.

— Егор, — начал дед. — я понимаю, что у тебя сейчас не самоелучшее время в жизни, но все-таки это странно. Или ты шутишь?

— Дед, я серьезен, как никогда! — объявил Егор торжественно.— Да не пугайся ты, она еще не согласилась.

— А ты ей сообщил о своих намерениях? — спросил тот упавшимголосом.

Егор уже был не рад, что затеял этот разговор. Бедный дед.

— Егор! — В дверях кабинета возник Димка, и оба они, и дед,и брат, разом к нему повернулись. У него было такое странное выражение лица,что Егор быстро спросил:

— Что случилось?

Димка помедлил, как будто не решаясь, и потом выпалил:

— Приехала Маргарита. Она хочет забрать меня домой. Ты что,звонил ей, Егор?

* * *

Лидия печатала бюджетный обзор, то и дело сбиваясь сделового и сдержанного тона на какой-то повествовательно-жалкий. Для обзора онсовершенно не годился, и она ожесточенно стирала написанное и принималасьписать заново.

Черт бы побрал этот обзор. Черт бы побрал все на свете.

Кажется, однажды она уже так думала, только забыла почему.

Весь вечер и всю ночь она старательно заталкивала в глубиныпамяти Егора Шубина и его идиотскую идею жениться на ней, когда “все будет впорядке”. Самое ужасное, что ее смущала вовсе не идея — дикая до невозможности,— а мысль о том, что, если “все не будет в порядке”, он не хочет, чтобы она понему убивалась.

Что значит — убивалась?

Что имеется в виду, хотелось бы знать?

Что могущественный, всесильный и ужасный Тимофей Кольцовприкончит проштрафившегося Егора Шубина, если тот не представит доказательствнепричастности к скандалу? Но это какое-то средневековое варварство, бандитскиеразборки, а не цивилизованный бизнес очень высокого уровня. Или цивилизованныйбизнес отличается от нецивилизованного только количеством задействованных в немстволов и денег?

Вчитавшись в только что написанный текст и обнаружив в немслово “стволы”, Лидия завыла от ненависти к себе и что есть силы стукнулакулаком по столу. Грязные кофейные чашки подпрыгнули, и разномастные ручкипокатились в разные стороны.

Что делать, к кому бежать, кого умолять о милосердии ипощаде? Она заварила всю эту кашу, она должна расхлебывать ее, именно она, а неЕгор Шубин, для которого все может кончиться пулей в затылок только потому, чтоЛидии Шевелевой захотелось скандала, а Игорь Леонтьев по неизвестной причинеподдержал ее!

Какую роль играет во всем этом Леонтьев? Он тоже глупая ипредсказуемая жертва или ловкий и хитрый участник игры? Как узнать? У когоспросить?

“Отец научил меня стрелять, но лучше бы он научил менядумать.

Должны быть какие-то детали, которые выведут меня прямо наготовые ответы — кто, почему и зачем это сделал. Кто-то, кто хорошо знал меня ибыл уверен, что я ухвачусь за этот материал двумя руками, что у меня даже тенисомнения не возникнет в том, что Егор Шубин может быть жертвой, а непреступником. Кто-то, кто был совершенно уверен в том, что я никогда с ним невстречусь хотя бы потому, что мы принадлежим к совершенно разным мирам, а людиего уровня редко встречаются с праздными писаками, которые возводят на нихвсякую напраслину. Кто-то, кто, естественно, не мог предположить, что Шубинбудет голосовать на Маросейке, а я как раз буду проезжать мимо и остановлюсь, ипотом буду спасать его брата, и повезу его в Склиф, и буду спать у него вквартире, потому что в мою собственную заберется некто неизвестный, чтобыукрасть у меня документы”.

И еще кассета, которую она вытащила у Леонтьева.

Шубин, пожалуй, прав — он не говорит там ничего такого, чтохоть как-то подтверждало бы его вину. Почему тогда, в первый раз, она приняла этузапись как неопровержимое доказательство того, что он виноват?

“Вы мне угрожаете? Или просто шантажируете?”

Что-то вдруг прошло у нее в голове, прошло и остановилось,как будто ожидая, что она взглянет на это внимательнее. Взглянет — и всепоймет.

Лидия растерянно потерла шею, на которой еще оставалисьсиняки.

“Наше нежелание обусловлено только интересами дела”.

Он сказал не так. Он сказал:

“Наше нежелание общаться с прессой на данном этапеобусловлено только интересами дела”. Она помнила тот разговор почти дословно.

Схватившись руками за голову, она несколько раз с силойстукнулась лбом о стол.

Дура, кретинка!

Нужно было лучше слушать, а не кривляться и не выбегать изкухни, когда Шубин принес ей эту кассету, а она заперлась в ванной, толькочтобы не думать и не переживать!

Нужно ехать. Нужно ехать как можно быстрее. Прямо сейчас.Где ключи от машины, кошелек и телефон? Господи, ну почему она вечно все теряети забывает и никогда не может действовать быстро!

— Лида.

Лидия вздрогнула и оглянулась, выронив ключи, которые упалипод стол с обиженным звоном.

В дверях стоял Игорь Леонтьев и смотрел на нее внимательно ихолодно. Холодно и оценивающе. Оценивающе и пристально. Как будто что-то знал.Как будто знал все.

— Привет, — сказала она, задыхаясь, — что такое? Онпомолчал, а потом пожал плечами.

— Ничего, — ответил он, рассматривая ее. — Ты что, спешишь?