— Боже! — вскричала девушка. — Он живой, живой! Смотри, шевелится.

Я выпрямился, вогнав лопату в край уже порядком глубокой могилы, и бросил равнодушный взгляд на своих жертв.

— Это ничего не меняет, — сказал я и приступил ко второй яме. Из-за темноты девушке было не разглядеть, какой глубины я добивался — всего чуть более фута, чтобы потом, придя в себя, парни могли с легкостью выбраться из могил самостоятельно.

Ее глаза округлились.

— Ты хочешь их закопать заживо? — вскричала она.

— Да, — не оборачиваясь, ответил я.

— Но это уже слишком, Эл.

— Ты просила помощи. Я помогаю.

— Нет, я не просила тебя закапывать кого бы то ни было заживо.

— Тогда езжайте отсюда, мисс, чтобы не видеть, как я это сделаю. Но я это сделаю. Потому что привык доводить любое начатое дело до конца.

Она постояла немного, глядя, как я интенсивно махаю лопатой, потом подсела к безжизненным телам, выпотрошила их карманы — деньги и нож наваха.

— Это мое, — бросила она через плечо недовольным тоном и принялась за заводную ручку. Сама подтолкнула авто, вскочила в кресло и уехала.

Я, не торопясь, уложил обоих в ямы, закопал по самые подбородки, оставив лица снаружи. Проснувшись, первое, что они увидят: синее, а может, затянутое облаками или даже снеговыми тучами небо. Их лица либо станет слепить солнце, заставляя щуриться, или будет заливать дождь, а может, пойдет снег, и окрасит их по-модному подстриженные усики и полуприкрытые веки снежной крошкой. Они начнут дергать головой вправо-влево, захотят пошевелить онемевшими пальцами, подвигать затекшими конечностями, скосят взгляд вбок и увидят склеп, отстроенный в египетском стиле, посмотрят в другую сторону — а там группка живописных надгробий. И с криками ужаса оба повыскакивают из своих ям.

Именно такое описание приключений этих двух парней я увидел в местной периодике на следующий день под заголовком «Призраки-мстители над Вудлонским кладбищем». Статья начиналась со слов: «Вот уже дважды Вудлон становится местом действия весьма странных событий. К разрытой неделей ранее могиле доктора Иноземцеф добавились две свежие. Незаконное захоронение живого отпрыска Джерома Кейна потрясло весь Нью-Йорк…»

Зои в ту ночь все же дождалась меня. Встала у ворот.

Молча она пересела с водительского кресла в пассажирское и отвернулась, позволив завладеть рулевым колесом и насладиться процессом управлением. Я одержал маленькую победу. И не без удовольствия вновь подумалось, как было бы хорошо почаще брать в руки руль в предстоящем ралли. Невольно я стал ждать день заезда столь же страстно, как и Зои. А ночные хулиганы получили свое — нечего обижать юных барышень, даже если эти барышни порой ведут себя не лучшим образом, похлеще любого сорванца.

12 февраля 1908 года, в празднование дня рождения президента Авраама Линкольна, ранним утром Таймс-сквер тонул в тумане. Но приплывшее холодное облако с океана не помешало грядущему мероприятию — площадь запружена толпой и экипажами, две тысячи человек вышли проводить марафонцев в путь. Весь Бродвей представлял собой море шляп, касающихся друг друга полями. Узкое здание редакции «Нью-Йорк Таймс» завешено плакатами, возвещающими о начале гонки. Длинные транспаранты тянулись от здания к зданию. Воздух дрожал от гула клаксонов, перекрикивания, возгласов поклонников. У входа соорудили широкий постамент, сам мистер Окс взобрался на него и, прижав к губам мегафон Эдисона, декламировал правила и условия предстоящего заезда, не забыв оповестить о выигрыше в тысячу долларов. Также победителю, конечно же, достанется всенародная любовь и признание. На второе было надежд больше, чем на первое.

— Я на ставках больше заработала, — с деловым видом проронила Зои, склонившись ко мне и не отрывая при этом глаз от бинокля. — Которые еще даже не сыграны. Ну вы знаете, о чем я.

Мистер Окс давал краткое описание каждого автомобиля, особо подчеркивая их преимущества. Зои проводила взглядом всех участников через окуляры своего бинокля, бесцеремонно разглядывая лица и нагромождение тюков, коими были завалены все задние сиденья; давала свои нелестные комментарии по поводу экипировки каждого.

Семь машин-участниц разместились в два ряда на Таймс-сквер: четыре спереди, трое сзади. Я сидел в троице, расположившейся сзади, как и положено пилоту — за рулем. Зои была моим механиком, она нахлобучила мягкий авиационный шлем на голову с накладками на уши, чтобы избавиться от беспрестанного шума, возникающего во время движения авто, глаза спрятала в большие круглые очки, которые надевала, когда крутила рулевое колесо, чаще носила их просто как ожерелье или венцом поверх стриженых волос, на плечах — все тот же комбинезон и потертое бесформенное пальто с чужого плеча. Мне велела облачиться как джентльмен — новенькое темно-серое пальто, неизменная шляпа-хомбург, трость.

После старта, на первой же остановке я собирался снять этот петушиный наряд — меня ждали удобный свитер, куртка из крепкой кожи и балаклава, такая же как на сидящем за рулем «Летуна» мистере Робертсе — именно он посоветовал мне приобрести эту столь удобную деталь одежды. Зои от вязаной шапки, закрывающей лицо, отказалась, съязвив, что так ее могут спутать с отцом.

— Эти идиоты, — показывала она на «Томаса Флайера» или «Летуна», вышедшего с завода в Буффало совершенно никому не знакомой фирмы «Е. Р. Томас Моторс Ко» неделю назад, но успевшего своими характеристиками создать репутацию сенсации и прорыва в автомобильном мире, — выкрасили своего дельфина (так прозвали «Летуна» итальянцы) в белый. Боюсь, что американская пыль не оставит ни одного белого пятнышка на железном каркасе. Он сольется с пейзажем где-нибудь сразу за Чикаго, застрянет на рельсах, и его снесет локомотив.

Я обернулся к мистеру Робертсу, стоявшему неподалеку, и, перехватив его взгляд, попытался улыбнуться — надеюсь, пилот «Летуна» ничего не слышал из того, что сказала про него Зои.

— Зато я не переживаю за вон ту милую вуатюретку, — хихикнула она, ткнув большим пальцем за правое плечо, указывая на «Сизер-Нодэн»: легкий колясочного типа автомобиль имел всего пятнадцать лошадиных сил, но, несмотря на легкость и хрупкость автомобиля, пилот его был опытным участником — отличился в гонках Пекин — Париж, которые проходили в прошлом году. Увы, его авто развалилось на части посреди Монголии, в пустыне Гоби.

Самыми шумными оказались итальянцы. Их «Брешия-Дзюст» был самым переполненным автомобилем — пять участников, старший из которых — водитель: ему едва минул двадцать один год.

Им я тоже отправил дружеское приветствие рукой.

— А «Мотоблок» безнадежен, — продолжала Зои. — У них система двигателя и коробки передач как сиамские близнецы, одно без другого не вынуть. Они наивно полагают, что до Парижа ни то, ни другое не выйдет из строя. Коробка полетит к чертям уже после пятой сотни километров. Да и механик в команде бездарен.