Она говорила прерывисто, и Фанни никак не могла понять: онапросто волнуется или постоянно останавливает себя, чтобы не сказать чего-тотакого, чего гостья ни в коем случае не должна услышать?

– Пока ничего не получается, – продолжала Эмма. – Я сбилаего с толку, увезла из России, но я так и не смогла дать ему то, чего он хотел.И вот теперь он пытается что-то найти сам. Какое я имею право ему мешать? Еслия не смогла дать ему ни денег, ни стабильного положения здесь…

– Я смогу! – порывисто выкрикнула Фанни. – Я смогу! Я не богвесть как богата, с Лораном мне, конечно, не сравниться, и у меня нет мешка сбриллиантами, но я…

– Что? – Голос Эммы стал ломким. – Что вы сказали? Мешка сбриллиантами? Это вы о чем? Откуда вы зна… я хочу сказать, почему речь зашла обриллиантах? Вам что-нибудь говорил о них Роман?

– Роман? – удивилась Фанни. – О бриллиантах? Да нет, нислова, никогда. А почему это вас задело?

– Да так просто, – пожала плечами Эмма. – Мы с Романом частомечтали, что приедем в Париж, найдем случайно на улице мешок с бриллиантами ибудем жить припеваючи. Ну, знаете, такие детские мечты… – Она слабо улыбнулась.

Фанни взглянула на нее с жалостью, второй раз за деньубеждаясь, что у бедняжки совершенно цыплячьи мозги. Мечтать о том, чтобы найтина улице мешок с бриллиантами, и в расчете на него притащиться из России вПариж? Да это ведь смеху подобно! Какое счастье, что Роман уродился не в маман.Никаких дурацких бредней насчет бриллиантов Фанни от него, к счастью, неслышала. Нормальный, трезвомыслящий парень, хоть и с некоторыми закидонами,конечно… Однако вся надежда, что его трезвомыслие возьмет верх над этимиглупостями мамочки.

– Извините, я перебила, – сказала Эмма. – Значит, выговорили, что мешка с бриллиантами у вас нет, но…

– Но! – подхватила Фанни, которая свою речь практически весьдень обдумывала и даже набросала на листочке, да забыла его на своем столике.Надо надеяться, никто из обслуги не сунется в ее бумаги и не прочтет этотбезумный текст, не то решат, что у мадам очень далеко уехала крыша. – Но я живубезбедно, поверьте мне. «Le Volontaire» приносит стабильный доход, и у моегодела прекрасные перспективы. Однако, конечно, управлять таким бистро долженмужчина, причем молодой мужчина. Что бы там ни говорили об эмансипации, нашастрана – это страна мужчин, – слабо улыбнулась она.

– Успокойтесь: весь наш мир – это мир мужчин, – усмехнуласьЭмма. – Впрочем, погодите, я что-то не возьму в толк: если Роман вернется квам, вы предложите ему стать управляющим вашей собственности?

– Нет, я предложу ему стать моим мужем, – проговорила Фанни.Ну надо же, ей удалось-таки выговорить это! А она боялась, что онемеет отстраха. Теперь главное – не останавливаться. – Он получит в свое распоряжение«Le Volontaire», мои доходы, мой банковский счет (повторяю, я не миллионерша,но деньги у меня есть), мою квартиру, а через некоторое время – все то, что мнеперейдет в наследство от одной престарелой родственницы («прости, моя милаятетушка Изабо, но сейчас я все ставлю на кон. Или все получу, или… или ничегоне проиграю, кроме счастья»). Словом, я предлагаю Роману именно тустабильность, которой он лишен.

– Миленькая моя, – прошептала, видимо, потрясенная Эмма, –вы хотите замуж за Романа? Но он ведь мальчишка! Он вам годится…

– Я знаю, – с душераздирающим выражением сказала Фанни…

Если бы у ее собеседницы была душа или, к примеру, сердце,она, возможно, пожалела бы эту несчастную пешку на шахматной доске своихфантазий. Но в том-то и беда, что душа ее была продана дьяволу, а сердце…сердца у нее, очень может быть, никогда и не было, а с левой стороны груди былукреплен отличный, сильный, здоровый мотор для перегонки крови. Недаром же онасчитала любовь всего лишь средством для укрепления сердечной мышцы. Ибеспрестанно тренировать эту самую сердечную мышцу, рискуя ее надорвать, Эмменравилось больше всего на свете…

– Я знаю, что вы хотите сказать, – продолжила Фанни, – нолучше не нужно. Ничего не говорите! Роман для меня – все, все на свете, выпонимаете?! Он может быть моим мужем, отцом, сыном, любовником, братом, другом,потому что рядом с ним я чувствую себя вовсе не старой, мудрой и опытной. То естьи это – да, и это тоже, но одновременно я чувствую себя и девочкой, котораяполюбила впервые и не знает, что делать с этой любовью. У каждого из нас своймир, в котором другой ничего не понимает. Мы можем быть друг для другапроводниками в этих мирах, переводчиками с чужих языков на наш общий язык… Алюбовь смягчит и сгладит все то, что должно отдалять нас друг от друга. Моялюбовь, конечно, – тут же поправилась она с кривой, страдальческой усмешкой. –Моя любовь! Я понимаю, что рано или поздно Романа потянет к молоденькойдевушке, ему захочется иметь детей, ну и все такое. Ради выгоды можно спать сне слишком-то молодой дамой лишь до поры до времени, но когда это времянаступит, юный любовник должен будет уйти в другую жизнь – и уйдет…

Она осеклась, взглянув в лицо Эммы. Внезапное выражениестрадания так исказило ее черты… Что с ней?!

Эх, если бы Фанни знала… если бы она только знала, чтоименно в эту секунду она положила незримый черный шар на незримую чашу весов,на которых незримые судьи взвешивали приговор: жить или умереть РомануКонстантинову после того, как безумное предприятие, в котором он участвовал,увенчается успехом! Шансы были абсолютно равны, мучительные pro et contraуравновешивали друг друга. Но после черного шара Фанни чаша с надписью «смерть»перетянула.

Что же такое с Эммой? А, ну понятно. Ведь Фанни все времязабывает, что Роман – ее сын. Какой матери будет приятно, когда о страсти к еемолоденькому, свеженькому, гладенькому мальчику вдруг станет пылко рассуждать,просто-таки в голос петь ее ровесница, с теми же морщинками у глаз, с теми жепоперечными полосками на шее, намеком на второй подбородок и складками у рта?

Ну, это слишком сильно сказано, конечно. Никакого второгоподбородка и даже намека на него нет ни у Эммы, ни у Фанни. Морщинки у глазобозначают, скажем так, те места, где раньше была улыбка (если вспомнить словавеликого шутника Марка Твена), складки у губ совсем не такие уж клинические, аесли прибегнуть к ухищрениям современной косметологии, их можно убрать буквальноза один сеанс, а шея… Шея у Эммы гораздо лучше выглядит, чем у Фанни, этоприходится признать. На ней нет никаких морщин, просто обидно.

Вот так они и смотрели друг на друга, эти две женщины,сделавшие ставки на одного и того же молодого мужчину… Только ставки эти былиразные, такие разные… Но зато и выигрыши светили каждой несравнимые!