как-то связано с возвращением нашей «связи»? Таблетки оказались некачественные? Почему связь вернулась? Тебе подсунули бракованный товар? Эта «Вознесшаяся» тебя облапошила?

– Шен.

– Я в самом деле не понимаю, как это все связано, но раз уж все было так серьезно…

– Шен!

Тот уставился в пол, пытаясь по-новому осознать и переосмыслить произошедшее. Он знал, что был близок к смерти, но не думал, что настолько. Шен считал, что все получилось, что он верно решил воспользоваться своими духовными силами, чтобы очистить сознание Муана, ведь иначе тот убил бы его. А выходит…

Муан дотронулся до повязки на его правой руке, и Шен невольно скривился от боли, вырываясь из собственных размышлений.

– Почему твои раны все еще не зажили?

– М? – Шен посмотрел на свое перебинтованное запястье. – Силы моего организма сконцентрированы на восстановлении ментальных повреждений, это – последнее, что меня беспокоит.

В комнате воцарилось молчание.

– Так что, – прервав его, начал Шен, – как все случилось? Ты не помнишь начало, зато явно знаешь о завершении.

– Я… – Муан перевел на его лицо внимательный взгляд.

Шен смотрел на него, и в его глазах отражалось лишь внимание и ожидание.

– Это… Я не помню, – нашелся Муан.

– Не помнишь? – переспросил Шен.

– Нет. Все как в тумане. Помню, как осознал, что ты не дышишь. Я решил, что ты умер! А потом… Потом, кажется, наша связь каким-то образом восстановилась…

У Шена было стойкое ощущение, что Муан чего-то недоговаривает. Спутанная речь старейшины пика Славы могла бы показаться забавной, но сейчас Шен не был настроен на шутливый лад. Самое странное, что даже с помощью их связи он не мог точно понять, говорит ли Муан правду. Несмотря на то что связь казалась ему выраженной ярче обычного, в плане эмоций или мыслей он не мог сказать, что стал ощущать его лучше.

– Ладно, – вздохнул он. – Предположим, что все так и было.

При слове «предположим» Муан в смятении взглянул на него, но Шен больше ничего не добавил.

– А теперь все же отдохни и оставь свои идеи разбираться с госпожой Лефи из-за меня.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся Муан. – Ты собираешься спустить ей это с рук? Ты вообще не ценишь свою жизнь?!

В груди Шена поднималось раздражение.

– Не путай понятия, пожалуйста, – холодно попросил он. – То, что я не хочу мстить, не значит, что я желаю умереть или не ценю свою жизнь. То, что она сделала, останется на ее совести. Я лучше удалюсь и продолжу жить подальше от этих людей, чем ввяжусь в бесконечный спор, пытаясь оценить то, что в принципе не имеет численного эквивалента. В чем ты оцениваешь мою жизнь? Она равна жизни Лефи? Тебе хватит разрушить ее жизнь за попытку уничтожить мою? Я не хочу это решать. Я в самом деле не думаю, что имею на это право.

– Тебя чуть не убили! Этого мало для мести?!

– Этого мало! – закричал Шен.

Муан смотрел на него, не понимая.

Шен судорожно вздохнул и замолчал, продолжив через какое-то время:

– Месть – довольно упоительное занятие, особенно когда уверен, что имеешь на нее право… Но понимаешь… Она еще больше все вокруг разрушает. Удовлетворение? Можно почувствовать от нее удовлетворение, да. Но радости не ощутить. Во всяком случае, я не смогу. Я не хочу обменивать свою жизнь на жизнь другого человека.

Муан молча смотрел на него. Он искренне пытался понять, что Шен имеет в виду, и с какими-то его фразами мог согласиться, но в целом отказ от мести Лефи за то, что она пыталась сделать, он принять никак не мог.

– Я не жду, что ты поймешь мое решение. Просто прими его и не иди против него.

– Ты слишком добрый, – это прозвучало как плевок.

– Доброта здесь ни при чем, – возразил Шен. – Я эгоистичный. Я смотрю в будущее и выбираю свою жизнь.

– Ничего страшного не случилось бы, уличи мы ее!

– Для тебя – возможно. Но я-то себя знаю: я не смогу не думать о последствиях, о том, к чему привело это решение, сколько жизней и судеб поменял мой поступок. Я… Возможно, я слишком высокого о себе мнения…

– Это не так.

– Думаешь? А вот я не уверен.

В комнате надолго воцарилось молчание.

– У меня свои планы на ее счет. И горячность туда не входит, – припечатал Шен. – Закончим на этом спор.

Муан вздохнул и сел на кровать.

Тут дверь отворилась, а в комнату зашел Шуэр. Увидев старейшину пика Славы, генерал застыл с угрожающим выражением на лице.

– А он что здесь делает?.. Разве я не запретил вам показываться на пороге моего дома?

Шен положил руку на плечо собирающегося подняться Муана и удержал его, а затем повернулся к брату и широко улыбнулся.

– Шуэр, прости, но старейшина Муан – мой гость, ты не имеешь права его выгонять.

– Шен!

– Брошь, из-за которой все произошло, находится у меня. Винить следует тайного недоброжелателя, а не старейшину Муана. На самом деле, перед старейшиной Муаном нам следует извиниться. Он всего лишь принял наше гостеприимство, а в итоге оказался в такой неприятной ситуации.

Шен выжидающе посмотрел на брата, но тот напряженно молчал.

– Нет? – продолжил Шен. – Тогда я извинюсь за двоих: старейшина Муан, – он развернулся к нему, – выражаю свои глубочайшие сожаления из-за того, что ненамеренно втянул тебя в столь неприятную историю. Думаю, никто не станет возражать, что вина в первую очередь лежит на мне. Не стоит искать посторонних виновников только из-за того, что я сам навлек на себя неприятности.

– Эй, Малявка! – возмущенно воскликнул Шуэр. – Не выворачивай все таким образом!

– Тогда не нужно так сильно акцентировать внимание на моей персоне! – огрызнулся Шен.

Шуэр оторопело смотрел на него. Кажется, в этом разговоре произошел некий логический коллапс, потому что невозможно продолжать здраво отвечать на подобные заявления. Акцентирует внимание? Да у него все еще стоит перед глазами та сцена в купальне, и даже если Муан находился под действием проклятого предмета, генералу все равно было нелегко спустить ему с рук подобное! Да в годы своей молодости он бы сначала прикончил его, а уже потом разбирался. Сейчас… Шуэр не мог сказать, что вместе со старостью к нему пришла мудрость, но некое смирение точно появилось. Горячность, которой он грешил в молодости, отступила.

Иногда он и сам забывал, что его брат ненамного младше него.

– Завтрак уже приготовили, м? Давай оставим наш спор на более сытый желудок, – примирительно предложил Шен.

Он подошел к брату и легонько подтолкнул его к выходу. В дверях он развернулся и, глядя на Волчару, строго произнес:

– Охраняй.

Волчара, сидящая на кровати, слегка рыкнула, поглядев на Муана, но не сдвинулась с места. Шен встретился взглядом с Муаном, пытаясь молчаливо выразить нечто вроде: «Чтобы не двигался с этого места!» – на что старейшина пика Славы улыбнулся и прикрыл глаза.

Шуэр приказал слугам принести чай и сладкие закуски в беседку на заднем дворе. Красные ленты с земли были убраны, но оставались висеть на деревьях и между домами.

Брат накинул на плечи Шена меховую мантию.

– Это тебе, – произнес он. – Пусть ты и бессмертный заклинатель, пока не восстановишь здоровье, тебе стоит беречь силы и заботиться о себе, как простому смертному. Я заметил, что ты пренебрегаешь едой и не обращаешь внимания на холод.

– Я привык так жить… – отозвался Шен, все же с удовольствием кутаясь в мягкий и теплый мех.

– Тогда хотя бы временно измени свои привычки.

Шуэр проводил его в беседку, и Шен восторженно замер перед столом со всевозможными сладостями. Он действительно не помнил, когда последний раз «отыгрывал» эту каноничную любовь к сладкому главного злодея.

– Я собирался приказать приготовить жидкую кашу на воде, – поведал Шуэр, – но твоя ученица убедила меня, что так будет лучше.

– Конефно, так луфче, – согласился Шен, уплетая какую-то конфету с жидкой начинкой.

Улыбнувшись, Шуэр зашел в беседку и принялся разливать чай по пиалам. Пока он это делал, Шен успел попробовать еще пять видов конфет из клейкого риса и перешел на печенье.

Солнце скрывалось за белыми облаками, застилавшими все небо, и этот белый свет казался Шену очень ярким. Все в этот день приобрело особенно четкие очертания, вкус был исключительно насыщенным, звуки – отчетливыми, а небо… Небо было очень белым.

Ему хотелось вобрать в себя весь окружающий мир, запомнить до мельчайших деталей сеточку тонких морщин возле глаз своего брата, теплоту его взгляда, терпкий вкус чая, сладость конфет. Если бы можно было замедлить время, он бы хотел наслаждаться этим и дальше. Но белый свет, преломляющийся красными лентами, падал на землю в каком-то трепетном розоватом оттенке.

Шен знал, что