Три процента составляют те, кого я в честь древнего ивоинственного уругвайского племени назвал «тупамарос»: эти умеют внедриться влюбую среду, их хлебом не корми — дай пообщаться, они вечно сомневаются,оставаться ли тут или идти на другой вечер, имеющий быть одновременно, онитщеславны и желают с ходу продемонстрировать свои дарования, однако их никтосюда не звал, они, так сказать, еще в предгорьях, и люди перестают обращать наних внимание, как только понимают, с кем имеют дело.

Ну и наконец, 85 процентов — это «подносы», ибо как небывает вечера без этого предмета утвари, так и без этих людей ни один праздникне обходится. Они не знают толком, по какому случаю торжество, но убеждены вважности своего на нем появления и значатся в списках устроителей, потому чтоуспех всякой затеи зависит и от того, сколько народу примет в ней участие. Какправило, это бывшие — бывшие банкиры, бывшие директора, бывшие мужьякакой-нибудь знаменитой дамы, бывшие жены какого-нибудь господина, находящегосяв зените могущества. Это — титулованные особы из стран, где давно нет монархии,принцессы и маркизы, сдающие в аренду свои замки. Они перепархивают спразднества на торжество, с приема на ужин, и я неустанно спрашиваю себя — каких еще не тошнит от всего этого?

Когда недавно я поделился своим недоумением с Мари, онаобъяснила мне, что есть люди, зацикленные на работе, а есть — на развлечениях.Те и другие — несчастны, ибо сознают, что теряют что-то важное, но совладать сосвоим пороком не в силах.

...Я разговариваю с одним из организаторов фестиваля кино илитературы, и ко мне подходит молодая, хорошенькая блондинка с сообщением отом, что ей очень понравилось «Время раздирать и время сшивать». Сообщает, чтоживет в одной балтийской стране и работает в кино. Немедленно опознается еепринадлежность к разряду «тупамарос», поскольку обращается к одному (ко мне, вданном случае), а интересуется другим (организаторами фестиваля). Хотясовершена эта почти непростительная ошибка, все еще остается шанс, что онаотносится к начинающим Талантам. Организаторша осведомляется, что означаетвыражение «работаю в кино». Блондинка объясняет, что пишет рецензии для однойгазеты и что недавно выпустила книгу (Боже, неужто о кино? Да нет, наверняка осебе, о своей короткой и неинтересной жизни).

Тем временем она совершает тягчайший грех — спрашивает,нельзя ли получить приглашение на этот год. Организатор отвечает, чтоиздательница моих книг в этой балтийской стране, дама весьма деятельная ивлиятельная (и очень красивая, добавляю я про себя), уже приглашена. Онвозобновляет разговор со мной, а блондинка из племени тупамарос на несколькоминут впадает в растерянность, не зная, как тут быть, а потом ретируется.

Поскольку речь идет о литературной премии, большая частьприглашенных — Таланты, Тупамарос и Подносы — принадлежат к артистическойсреде, а Партнеры делятся на членов попечительских советов и спонсоров,помогающих музеям, симфоническим оркестрам и подающим надежды артистам. И вотведущий поднимается на сцену, просит всех занять свои места (на столикахрасставлены таблички с именами), отпускает несколько шуточек (это частьритуала, и все мы смеемся) и сообщает, что победители будут названы междузакусками и первым блюдом.

Я направляюсь к главному столу: это позволяет мне устроитьсяподальше от Подносов, но также и не дает возможности общаться с Талантами,исполненными воодушевления, да и вообще — самыми интересными здесь. Место моеоказывается рядом с директрисой фирмы по продаже автомобилей, спонсирующейпразднество, и богатой наследницей, решившей вложить средства в искусство, — кмоему удивлению, обе дамы не носят вызывающее декольте. Кроме них, за столомсидят: владелец парфюмерной компании, арабский принц (он оказался в это время вПариже, и устроители, заботясь о престиже вечера, затащили его сюда),израильский банкир, коллекционирующий рукописи XIV века, консул Франции вкняжестве Монако и белокурая девушка — не знаю, чем она занимается, ноподозреваю, что является потенциальной любовницей одного из организаторов.

Надеваю очки и, стараясь, чтобы это получилось незаметно,читаю таблички с именами моих соседок (меня тоже нужно отправить на этомкорабле в открытое море и там приглашать на один и тот же вечер раз десять —тогда, может быть, выучу их имена наизусть). Мари, как велит протокол, посадилиза другой стол: на каком-то витке мировой истории кому-то пришло в голову, чтона официальных банкетах пары должны быть разделены, с тем чтобы в воздухеповисал вопрос: дама по соседству — замужем, одинока или замужем, но доступна.Или, быть может, этот мудрец боялся, что супруги, оказавшись рядом, будутразговаривать исключительно друг с другом — но зачем бы им в таком случаевыходить из дому, брать такси, отправляться на банкет?

В полном соответствии с моим списком тем разговор вертитсявокруг последних событий «культурной жизни» — «какая замечательная выставка»,«какой талантливый критик». Я пытаюсь сосредоточиться на закуске — икра слососиной и яйцом, — но меня то и дело отвлекают вопросами: как продвигаетсяработа над моей новой книгой, откуда я черпаю вдохновение и каковы моитворческие планы. Все демонстрируют эрудицию, все цитируют — якобы случайно,так, к слову пришлось — какую-нибудь знаменитость, удостаивающую их своейдружбой. Все превосходно умеют скользить по поверхности разговора о политикеили о тех проблемах, с которыми сталкивается культура.

— А что, если мы обсудим еще что-нибудь?

Эти слова произносятся будто сами собой. Присутствующиезамолкают: в конце концов, это верх невоспитанности: прерывать других, а ещехуже — тянуть, так сказать, одеяло на себя. Однако похоже, что вчерашняяпрогулка по улицам Парижа в обществе бродяг произвела на меня роковое действие:я больше не выношу подобных разговоров.

— Вот, например, примиритель: то мгновение в нашей жизни,когда мы перестаем двигаться вперед и довольствуемся тем, что имеем.

Особенного интереса не проявляет никто. Что ж, сменю тему:

— А можно поговорить о том, как важно позабыть историю,которую нам рассказывали, и попытаться прожить что-то новое. Каждый день делатьчто-нибудь непривычное: ну, скажем, заговорить с соседом в ресторане, зайти вбольницу, ступить в лужу, попытаться услышать другого человека, заставитьЭнергию Любви циркулировать свободно, а не закупоривать ее и не хранитьгде-нибудь в углу.

— Вы имеете в виду адюльтер? — спрашивает устроитель вечера.

— Нет. Это значит, что лучше быть слугой любви, нежели еехозяином. Это гарантирует нам, что мы спим с кем-то потому, что желаем этого, ане потому, что так принято.

Консул Франции в Монако со всевозможной деликатностью, но ине без иронии объясняет мне, что присутствующие пользуются этим правом и этойсвободой. Все соглашаются, хотя никто не верит, что это правда.