— Секс! — восклицает белокурая девушка неопределенныхзанятий. — Почему же мы не говорим о сексе?! Это гораздо интересней и не таксложно!

По крайней мере, звучит это искренне. Одна из моих соседокиздает иронический смешок, но я аплодирую.

— Секс и в самом деле гораздо более интересная тема, однаконе думаю, что есть большая разница. Разве не так? И, кроме того, ныне эта тема— не запретная.

— ...хоть и свидетельствует о крайнем упадке вкусов, —вставила одна из моих соседок.

— А можно ли узнать, что же находится под запретом? —устроитель явно чувствует себя неловко.

— Деньги, например. У каждого из нас есть деньги, ну или, покрайней мере, мы делаем вид, будто у нас есть деньги. Мы верим, что наспригласили сюда потому, что мы богаты, влиятельны, знамениты. Но отчего бы намне узнать сегодня за ужином, сколько зарабатывает каждый из нас? Раз уж мы такуверены в себе, так значительны, то отчего бы не взглянуть на наш мирнепредвзято и увидеть его таким, каков он на самом деле?

— Куда это вы клоните? — спрашивает автомобильная дилерша.

— Да это долгая история: можно начать с Ганса и Фрица,которые сидят в одном из токийских баров, перейти к монголу-кочевнику, которыйутверждает, что для того, чтобы стать самим собой, нужно позабыть все прежниепредставления о себе.

— Ничего не понимаю.

— Я ведь ничего и не объяснял. Но вернемся к тому, что насинтересует: я хочу знать, сколько зарабатывает каждый из нас. То есть чтозначит в денежном эквиваленте сидеть за главным столом?

Повисает пауза. Сотрапезники удивленно смотрят на меня:финансы — это большее табу, чем секс, измены, коррупция, парламентские интриги.

Но арабский принц — то ли ему до смерти надоели приемы ибанкеты с пустопорожними разговорами, то ли его доктор сообщил ему, что оннедолго протянет, то ли еще по какой причине — вдруг подхватывает тему:

— По решению парламента моей страны я получаю 20 000 евроежемесячно. Это не соответствует тому, сколько я трачу, однако у меня естьпрактически неограниченная статья расходов на так называемое«представительство». Это значит, что посольство выделяет мне машину и водителя,одежда, которую я ношу, принадлежит правительству, а когда завтра я полечу вдругую европейскую страну, расходы на личный самолет, пилоты, горючее иаэропорт будут возмещены все по той же статье. — И добавил:

— Внешность обманчива.

Если принц, будучи за нашим столом самой важной особой,говорил так откровенно и честно, то никто не мог привести его высочество всмущение. Однако нужно, чтобы и остальные приняли участие в игре.

— Затрудняюсь сказать точно, сколько я получаю в месяц, —сказал устроитель вечера, один из классических представителей Банка Услуг,которые называются «лоббистами». — Тысяч десять, наверно, но те организации,которыми я руковожу, тоже выделяют мне «представительские». Я могу оплачивать изних все, что захочу, — обеды и ужины, одежду и авиаперелеты. Хотя личногосамолета у меня нет.

Он сделал знак официанту, и наши бокалы вновь наполнились.Настал черед дилерши, которую весь этот разговор занимал все больше и больше.

— Полагаю, что и я зарабатываю примерно столько же. И мои«представительские» тоже не ограничены.

Так по кругу мои соседи говорили о том, сколько получаеткаждый из них. Самым богатым оказался банкир — он зарабатывает десять миллионовевро в год, не говоря о том, что владеет пакетом акций своего банка и онипостоянно растут.

Но белокурая девушка, которую никто нам не представил,отвечать отказалась.

— Это — сугубо личное дело. Никому не интересно.

— Разумеется, никому не интересно, но ведь мы затеяли такуюигру, — возразил устроитель.

Девушка стояла на своем. И тем самым продемонстрировала своепревосходство над остальными: так или иначе, она была единственной, у когооказались секреты. И, взлетев на более высокую ступеньку, оказалась подприцелом презрительных взглядов. Чтобы не чувствовать себя униженной своимжалким жалованьем, она, притворяясь существом загадочным, решила унизить всехвокруг. А того не понимала, что большинство людей здесь живут благодаря этим«представительским», которые могут исчезнуть в любую минуту. Оборвется этаниточка — и они полетят в пропасть.

Как и следовало ожидать, дело дошло до меня.

— Год на год не приходится. Если я выпускаю новую книгу, тополучаю что-то около пяти миллионов долларов. Если — нет, то выходит порядкадвух: их я получаю за продление прав на издание тех книг, что сочинил раньше.

— Вы и завели этот разговор, чтобы сказать, сколько вызарабатываете, — сказала девушка. — Вам не удалось нас потрясти.

Она понимала, что совершила ложный шаг, и теперь, ринувшисьв атаку, старалась исправить положение.

— Мне так не кажется, — заметил принц. — Я считал, что стольшироко публикующийся писатель должен быть богаче.

Очко в мою пользу. Белокурая девица теперь не раскроет ртадо окончания вечера.

Разговор о деньгах поломал целую систему негласных табу, изкоторых заработок был самым главным. Официант стал появляться еще чаще, бутылкивина пустели с немыслимой быстротой, устроитель/организатор поднялся на сценунеобычно оживленным, объявил победителя, вручил ему премию и тотчас вновьвключился в разговор, который не прерывался все это время, хотя правилахорошего тона предписывают молчать, когда говорит кто-нибудь другой. И теперьмы рассуждали о том, как лучше всего употребить наши деньги (в большинствеслучаев сходились на том, что приобретем «свободное время», будемпутешествовать или заниматься каким-нибудь спортом).

Я уже подумывал завести разговор о том, как лучше всегоорганизовать собственные похороны — смерть была таким же табу, как и деньги. Ноза столом царило такое веселье, мои сотрапезники были столь общительны и милы,что решил промолчать.

— Мы говорим о деньгах, но не знаем, что это такое, — сказалбанкир. — Почему люди внушили себе, что клочок раскрашенной бумаги, пластиковаякарточка или монета, изготовленная из самого низкопробного металла,представляют собой какую-то ценность? Или еще: известно ли вам, что вашиденьги, ваши миллионы долларов — это всего лишь электронные импульсы?

Всем это было, разумеется, известно.