— Если б я хотел ограничиться посылом, то написал бы однуфразу.

— А почему вы пишете?

— Потому что я открыл способ поделиться с другими чувствами,которые испытываю.

Произнесено тоже на автопилоте, но тут я останавливаюсь ипоправляю себя:

— Впрочем, эту историю можно рассказать и по-другому.

— По-другому? Вы хотите сказать, что не удовлетворены«Временем раздирать...»?

— Книгой — удовлетворен вполне, а своим ответом — нет.Почему я пишу, спрашиваете вы? Правдивый ответ должен звучать так: «Я пишу,потому что хочу быть любимым».

Журналист глядит на меня с подозрением: что это еще, мол, задушевные излияния?

— Я пишу, потому что в детстве не умел играть в футбол, уменя не было машины, мне давали мало денег на карманные расходы и я был плохоразвит физически.

Чтобы продолжать, мне приходится сделать над собойнеимоверное усилие. Разговор с Мари напомнил мне о прошлом, в котором больше небыло смысла. Теперь надо рассказать мою личную историю — и освободиться от нее.

— Я был немодно одет. И девочки поэтому не обращали на менявнимания, как я ни старался. И по вечерам, когда мои одноклассники проводиливремя со своими подружками, я создавал свой мир, — мир, в котором я могу бытьсчастливым. И спутниками моими были писатели и их книги. В один прекрасный денья сочинил стихотворение, посвященное девочке, жившей на нашей улице. Мойприятель нашел его у меня на столе, украл и прочел перед всем классом. Всесмеялись, все считали, что быть влюбленным — нелепо.

Только та, кому были написаны эти стихи, не смеялась.Назавтра, когда мы пошли в театр, она исхитрилась оказаться в соседнем кресле исжала мою руку. И мы вышли из театра, взявшись за руки, — я, уверенный в том,что хил, уродлив, плохо одет, и девочка, считавшаяся самой красивой в классе.

Я замолчал, переносясь в прошлое, заново переживая томгновенье, когда ее рука прикоснулась к моей, и жизнь преобразилась.

— И все это — благодаря стихам. Они объяснили мне, что,когда пишешь, раскрывая неведомый, невидимый мир, ты можешь на равныхсоперничать с миром своих сверстников — с физической силой, модной одеждой,машинами, спортивными успехами.

Журналист был явно удивлен. Я, впрочем, тоже. Овладев собой,он продолжал:

— Как вы считаете, почему критика так сурова к вам?

Автопилот в тот же миг подсказал бы мне ответ: «Неподумайте, что я сравниваю себя с гениями прошлых времен, но стоит лишьпрочесть биографию любого классика, чтобы увидеть, как неумолима и беспощаднабыла по отношению к нему критика. Причина этого проста: критики крайне неуверены в себе, не понимают толком, что происходит, они — демократы, когдарассуждают о политике, но едва лишь речь заходит о культуре, оказываютсяфашистами. Они считают, что правителей народ себе выбирать может, а фильмы,книги, музыку — не вправе».

— Вам не приходилось слышать о «законе Янта»?

Готово дело. Я снова отключил автопилот, хоть и знал, чтожурналист едва ли опубликует мой ответ.

— Нет, первый раз слышу.

— Этот закон появился тогда же, когда и наша цивилизация,однако официально провозглашен был лишь в 1933 году одним датским драматургом.В маленьком городке Янте создали десять заповедей, предписывающих, как людидолжны вести себя. Судя по всему, это справедливо не только для Янта, но и длявсего мира. Если попытаться свести его суть к одной формуле, она будет звучатьтак: «Посредственность и безликость суть наилучший выбор. Будешь придерживатьсяего — сумеешь прожить жизнь без особых проблем. А попытаешься поступитьиначе...»

— Мне бы хотелось знать эти заповеди, — журналист искреннезаинтересован.

— Здесь их у меня нет, но я сделаю нечто вроде резюме.

Подойдя к компьютеру, я набрал и распечатал такой текст:

Ты — никто и не смеешь думать, что знаешь больше нас. Ты непредставляешь собой ни малейшей ценности, ты ничего толком не умеешь, твой трудне имеет никакого значения, но, если ты будешь покорен и тих, мы позволим тебежить счастливо. Отнесись всерьез к тому, что мы говорим, и никогда не смейсянад нашими воззрениями.

Журналист сложил листок и спрятал его в карман.

— Все верно. Если ты — ничтожество, если твоя работа ненаходит отзвука, стало быть, она достойна похвал. А тот, кто перестал бытьпосредственностью, кто добился успеха, кто бросает вызов закону, заслуживаеткары.

Как хорошо, что он своим умом дошел до этого вывода.

— Речь не только о критиках, — договорил я. — Но и обомногих-многих других. Их больше, чем вы думаете.

***

Днем я позвонил Михаилу:

— Мы едем вместе.

Он не выразил удивления, а поблагодарил и спросил, что жезаставило меня переменить решение.

— На протяжении двух лет моя жизнь сводилась к Заиру иЗаиром исчерпывалась. После того как мы с вами встретились, я двинулся подороге, которую уже успел позабыть, — по заброшенной железнодорожной колее, гдемежду шпалами пробилась трава, однако по ней еще могут ходить поезда. Я еще неприбыл на конечную станцию и потому не знаю, как остановиться.

Михаил спросил, удалось ли получить визу, и я объяснил, чтоБанк Услуг активно вмешивается в мою жизнь: один из моих русских друзейпозвонил своей приятельнице, издательнице нескольких журналов в Казахстане. Тасвязалась с послом, и до конца дня все должно быть готово.

— И когда же мы отправляемся?

— Завтра. Мне только нужно знать ваше настоящее имя, чтобызаказать билеты — представитель агентства ждет на другой линии.

— Прежде чем дать отбой, хочу сказать вам вот что: мнепонравился ваш пример насчет расстояния между рельсами и ваше сравнение с заброшеннойжелезнодорожной колеей. Но не думаю, что вы приглашаете меня из-за этого.Скорее, дело тут в написанном вами тексте, который я знаю наизусть — Эстерчасто повторяла его, — и это гораздо более романтично, нежели рассуждения оБанке Услуг:

«Воин света помнит добро.

В битве ему помогают ангелы; силы небесные ставят все насвои места и позволяют дать лучшее из того, что у него есть.

«Как ему везет!» — говорят его товарищи. И воину поройудается такое, что превыше сил человеческих.