Потом, разделившись, прошли по Остоженке пешком. Нискучающих дворников, ни остроглазых сбитенщиков, ни праздных прохожих.

Слежки за домом определенно не было.

Немного успокоившись, Грин отправил Снегиря впарикмахерскую, расположенную как раз напротив Аронзонова подъезда – сбрить пухна щеках. Велел сесть подле витрины и смотреть за сигнальным окном. Если втораяштора раздвинется, подниматься наверх. Если со шторами более десяти минутничего происходить не будет, значит, в квартире засада. Тогда немедленноуходить.

У двери с медной табличкой „ПРИВАТ ДОЦЕНТ СЕМЕН ЛЬВОВИЧАРОНЗОН“ остановился и прислушался.

Стоял долго, потому что звуки из квартиры доносилисьстранные: тихое подвывание, будто заперли собаку.

Один раз очень короткий и пронзительный вскрик, смыслкоторого был непонятен: словно кто-то собрался заорать во весь голос, даподавился.

Ни с того ни с сего давиться криком никто не станет, исобаки у Аронзона не было, поэтому Грин достал револьвер и позвонил вколокольчик. Оценивающе оглянулся: стены толстые, капитальные. На лестницестрелять – конечно, услышат, а если внутри, то навряд ли.

Быстрые шаги по коридору. Двое мужчин.

Лязгнула цепочка, створка приоткрылась, и Грин с размахуударил рукояткой прямо меж пары влажно блестевших глаз.

Толкнул дверь что было сил, перепрыгнул через упавшего(заметил только, что в белой рубашке с засученными рукавами), увидел ещеодного, от неожиданности отпрянувшего. Этого схватил за горло, чтобы некрикнул, и с силой стукнул головой о стену. Придержав обмякшее тело, дал емумедленно сползти на пол.

Знакомое лицо, где-то уже видел эти подкрученные рыжие усы,этот камлотовый пиджак.

– Что там? – раздался голос из глубиныквартиры. – Взяли? Тащите сюда!

– Так точно! – рявкнул Грин и побежал по коридоруна голос – прямо и направо, в гостиную.

Третьего, розоволицего, беловолосого, узнал сразу, а заодновспомнил и двух первых. Штабcротмистр Зейдлиц, начальник охраны генералаХрапова, и двое из его людей. Видел их в Клину, в вагоне.

В комнате было много такого, что требовалось рассмотреть, носейчас времени на это не имелось, потому что, увидев незнакомого человека сревольвером в руке, жандарм (не в мундире, как в прошлый раз, а песочнойтройке) оскалился и полез рукой под пиджак. Грин выстрелил один раз, целя вголову, чтобы наверняка, но попал неточно. Зейдлиц схватился за разорванноепулей горло, забулькал и сел на пол. Его белесые глаза ненавидяще смотрели наГрина. Узнал.

Стрелять еще раз Грин не захотел. Зачем зря рисковать?Шагнул к раненому и проломил ему висок ударом револьверной рукоятки.

Только теперь позволил себе взглянуть на Аронзона и Иглу.Она была привязана к креслу. Платье на груди разорвано, так что видно белуюкожу и затененную ложбинку. Во рту кляп, губы разбиты, под глазом набирающийсиневу кровоподтек. С приват-доцентом, кажется, было совсем худо. Он сидел устола, уронив голову на руки, ритмично раскачивался и тихо, беспрерывно выл.

– Сейчас, – сказал Грин и побежал обратно вкоридор. Оглушенные агенты могли в любую секунду прийти в себя.

Сначала добил того, что неподвижно лежал навзничь. Потомповернулся ко второму, который бессмысленно хлопал глазами, привалясь к стене.Взмах, хруст кости. Кончено.

Опять бегом назад. Отдернул штору, чтобы подать сигналСнегирю и чтобы в гостиной стало посветлее.

Аронзона трогать не стал – было видно, что толку от него небудет.

Развязал Иглу, вынул у нее изо рта кляп. Платком осторожнопромокнул кровоточащие губы.

– Простите меня, – вот первое, что онасказала. – Простите меня. Я чуть вас не погубила. Я всегда думала, что недамся им живой, а когда схватили за локти и поволокли, вся будто оцепенела. Ивозможность была, когда усадили в кресло. Могла выдернуть иглу и воткнуть себев горло. Тысячу раз представляла, как это будет. Не вышло…

И вдруг всхлипнула, и слеза покатилась, прямо по синеющейскуле.

– Это все равно, – успокоил Грин. – Если бы исмогли, я бы все равно пришел. Какая разница.

Объяснение не утешило Иглу, а наоборот, сделало только хуже.

Слезы потекли уже из обоих глаз.

– Правда пришли бы? – задала она вопрос, лишенныйсмысла.

Грин и отвечать не стал.

– Что здесь? – спросил он. – Что с Аронзоном?

Игла постаралась взять себя в руки.

– Это начальник охраны Храпова. Я не сразу поняла,думала, из Охранного. Но те себя так не ведут, этот сумасшедший какой-то. Ониеще с вечера здесь. Между собой разговаривали, я слышала. Этот, белобрысый,хотел сам вас найти. Всю Москву обрыскал. – Ее голос стал тверже, глазабыли еще мокрыми, но слезы уже не текли. – Квартира Аронзона все эти днинаходилась под негласным наблюдением Охранки. Видно, после Рахмета. Аэтот, – она снова кивнула на мертвого штабс-ротмистра, – подкупилфилера, который вел наблюдение.

– Зейдлиц, – пояснил Грин. – Его фамилияЗейдлиц.

– Филера? – удивилась Игла. – Откуда вызнаете?

– Нет, вот этого, – качнул он головой, досадуя,что потратил время на ненужную деталь. – Дальше.

– Вчера филер сообщил Зейдлицу, что у Аронзона была я иушла с каким-то свертком. Филер пытался меня выследить, но не сумел. Я „хвоста“не видела, но на всякий случай свернула на Пречистенке в одну хитруюподворотню. Привычка.

Грин кивнул, потому что и сам имел такие же привычки.

– А когда филер рассказал Зейдлицу, тот с двумя своимилюдьми нагрянул к Аронзону. Пытал его всю ночь. Аронзон выдержал до утра, апотом сломался. Я не знаю, что они с ним делали, но вы сами видите… Он всевремя так сидит. Раскачивается и воет…

Из коридора вбежал Снегирь. Белый, глаза расширены.

– Дверь открыта! – крикнул он. – Убитые!

А потом увидел, что в гостиной, и замолчал.

– Дверь закрыть, – сказал Грин. – Техперетащи сюда. И снова повернулся к Игле.

– Чего хотели?

– От меня? Чтоб сказала, где вы. Зейдлиц толькоспрашивал и ругался, а бил вон тот, с засученными рукавами. (Смертельно бледныйСнегирь как раз волок по паркету за руки агента в рубашке.) Зейдлиц спросит, я молчу.Тогда этот бьет и зажимает рот, чтоб не кричала. – Она дотронулась доскулы и поморщилась.