– Вот, – зачем-то сказал Алк. – Уже когда солнышко всходило.Старший Данька, ты не сможешь помочь?

Я лишь покачал головой. Не было во мне ни капли Настоящегосвета, я отдал его Лэну весь, без остатка.

– А что делать? – Алк спросил это с такой надеждой, словно ябыл знаменитым врачом или могущественным магом… Впрочем, они так и думают.

– Верить и любить, – словами Солнечного котенка ответил я. –У нас нет ничего, кроме веры и любви, Алк. И не было никогда ничего другого.

Мне никогда не доводилось летать с настоящим Старшим. Итеперь, когда мы втроем отправились в наш город, я увидел, как дается Шокиполет.

Нет, он летел довольно быстро, а иногда так удачно ловилвоздушные потоки, словно имел Настоящее зрение. Наверное, ему помогал многолетнийопыт. Вот только не было в его полете той легкости и красоты, которая была улюбого Младшего, и лицо было таким сосредоточенным, словно он выполнял тяжелуюработу.

Предлагать Шоки отдых было неудобно, смотреть, как он летит,– неприятно. Мне помог случай.

На грязно-бурой цепочке холмов, где исходили паром от светасолнца лужи и зеленели редкие пятна травы, мы увидели караван.

Самое удивительное было в том, что караван шел по тропе.Солнце лишь пару часов назад зажглось в небе, и вряд ли сейчас хоть кто-то вмире Крылатых занимался повседневной работой. А торговцы продолжали свой путь.

– Ты видишь их? – крикнул я Шоки. Тот кивнул, распластывая ввоздухе крылья и явно радуясь возможности отдохнуть.

– Спускаемся! – не то приказал, не то просто сообщил я изаскользил вниз.

Караван начал медленно останавливаться; охранникинеторопливо разбрелись вокруг быков, изготовили к стрельбе арбалеты.

Пусть только посмеют…

Я опустился метрах в двадцати от замершей колонны, черезмгновение, раскинув черные крылья, рядом сели Лэн и Шоки. Так втроем мы идвинулись к маленькой группке в голове колонны. Там было несколько охранников идвое торговцев… торговок…

– Привет, Даня, – помахала мне рукой Гарет. Реата, стоявшаяу нее за спиной, подмигнула мне.

У меня внутри все опустилось, а сердце забухало часто-часто.Гарет сделала несколько шагов, подходя, положила руку на мое плечо.

– Я рада, что ты победил, – продолжила она. – Сумрак невоюет со Светом. Этому миру потребуется многое… очень многое из других миров. Итолько мы сможем дать ему зерно для посевов, животных для пастбищ, стекла дляокон… – Гарет улыбнулась. – Солнцезащитные очки и крем от загара.

– А расплачиваться придется Светом?

– Нет, конечно же. Свет – вовсе не самый выгодный товар,Даня. Умелые бойцы стоят куда дороже.

Я молчал. Не собирался я спорить с торговцами, иединственное, что хотел сказать, спускаясь к каравану: «Убирайтесь навсегда!»

Вот только Гарет я этого сказать не смогу.

– Сумрак не воюет со Светом, – повторила Гарет. – Ондостаточно силен, чтобы позволить себе мир.

– Мы не случайно встретились, – прошептал я.

– Конечно. – Гарет кивнула. – А что было случайного в твоейжизни с тех пор, как ты встретил Котенка? Все происходило так, как хотел Свет.

– Не все, – очень тихо, чтобы не услышал Лэн, ответил я. –Там, в башне, я поступил по-своему…

– Да, – неожиданно легко согласилась Гарет. – Поэтому ты мнеи нравишься, Даня.

Может быть, мне показалось. А может быть, она и вправдуговорила искренне. Только я отступил назад, словно мне стало страшно.

Так оно и было – на самом деле. Сумрак не воюет со Светом, аСвет – с Сумраком. Но и мира между ними нет… Не может быть.

– Прощайте, – не то Гарет, не то всему каравану, не тосвоему детству сказал я.

– Прощай, – кивнула Гарет. – Мы не встретимся больше подэтим небом.

Крыло отозвалось болью, когда я взмыл в небо – голубое небос пушистым оранжевым солнышком. Крылу был нужен отдых – но я не мог сейчасотдыхать.

Хорошо, что ни Лэн, ни Шоки не стали ничего спрашивать. Мылетели домой – над голыми скалами, над речушками, над обратившимися в грудущебня башнями Летящих, над городами Крылатых, где улицы пестрели от высыпавшихиз домов людей.

А над городом Лэна небо было пустым, и по улицам носиласьлишь малышня. Отсюда на войну ушли почти все.

– Я лечу на площадь, – сказал мне Шоки, когда мы сталиснижаться. – Надо все рассказать…

– Я туда не полечу. Извини. – Я глянул на Шоки с неожиданнымдаже для себя вызовом. Но он не спорил. Завис в воздухе – и я почти физическипочувствовал боль, бьющуюся в его Крыле.

– Это был мой последний вылет, Данька, – как-то очень строгосказал Шоки. – Я выложился весь, мне больше не взлететь. Но я рад, что мывоевали рядом… жаль только, что не я первым нашел тебя.

Что я мог ему сказать?

А Шоки протянул руку – это очень трудно сделать, когдапаришь на месте, и коснулся моего плеча.

– Женщина торговцев сказала, что вы не увидитесь под этимнебом. А мы с тобой не увидимся никогда. Я чувствую. Спасибо тебе, что мы можемвидеть это небо. Прощай.

Он сложил Крыло и провалился вниз, лишь перед самой землейначиная тормозить.

– Что это с ним? – хмуро спросил Лэн.

– Не знаю, – признался я. – Летим домой, Лэн.

Мы сели на площадку своей башни и спустились в дом повинтовой лестнице. Первым делом я стянул Крыло, бросил его на кровать, забралсяв ванну и полоскался минут двадцать, смывая с себя сладкий запах гари и мелкий,как пыль, песок. Потом постоял минуту под ледяным душем и до боли растерсяполотенцем.

Голова стала ясной, и даже настроение улучшилось. Ноусталость не ушла, лишь отползла куда-то глубоко внутрь. Натянув шорты, я вышелв свою комнату.

На моей кровати спал Лэн. Крыло он не снял, и черные перепонкикрыльев слегка подрагивали, отзываясь на обрывки его снов. Наверное, Лэндожидался меня, чтобы о чем-то поговорить, но усталость взяла свое.

Я лег рядом, подложив руки под голову и бесцельно глядя впотолок. Почему-то мне казалось, что я не смогу уснуть – слишком близко былабашня Повелителя Летящих, и Настоящий враг, и мертвый Лэн, и Солнечный котенок…Но Лэн ровно дышал во сне, и пятнышко света, просочившееся сквозьполузадернутые шторы, лежало на моей руке теплым прикосновением.

Я уснул.