— Это был не труп, — любезно поправил его Никоненко.

— Это впоследствии оказалось, что — не труп, — сказалПервушин совершенно серьезно. — Но там, во дворе, это выглядело именно кактруп.

— Это? — переспросил Никоненко.

— Ну да, — согласился Евгений Петрович. — Тело.

Они помолчали.

— А почему все-таки вы считаете, что стреляли именно вМарусю? — спросил Евгений Петрович. — Логичнее думать, что стреляли в Потапова.

— Нет. Не в Потапова. Стреляли в Суркову. Две ночи назад еечуть не убили в больнице. Никакого Потапова в больнице не было, а Суркова была.

— В больнице? — поразился Евгений Петрович. — Так ее,наверное, теперь нужно охранять?

— Наверное, — согласился Никоненко. Болото, по которому онбродил все это время, стало совсем топким. Даже в кабинете Евгения Петровича ончувствовал эфирный болотный дух.

Ему нужно было срочно позвонить, а мобильного телефона унего не было. Не дорос он еще до мобильного телефона.

Добравшись до будки, он позвонил и задал свой вопрос.Полковник удивился, но обещал помочь.

— Да, — сказал он, когда Никоненко уже собирался повеситьтрубку, — пять минут назад тебе звонила свидетельница, — он помолчал, очевидно,отыскивая записанную фамилию, — Латынина Алина Аркадьевна. В чем дело, несказала, но просила срочно связаться. Мобильный номер оставила.

При этом имени у капитана снова горечью свело желудок.

— Спасибо, Олег Петрович, номер у меня есть. Звонить былострашно, как будто он учился в восьмом классе и собирался пригласитьодноклассницу в кино.

Повздыхав над записной книжкой, как участковыйуполномоченный Анискин, капитан Никоненко набрал незнакомый номер. Голос,ответивший ему, тоже был незнакомый. Или он неправильно набрал?..

— Алина Аркадьевна, — сказал он, раздражаясь, — капитанНиконенко Игорь Владимирович. Вы звонили?

— Да, — сказал незнакомый голос, — я сегодня утром вернуласьиз Нью-Йорка.

— Отку-у-уда? — насмешливо протянул капитан и только хотелбыло добавить, что ему нет дела до ее путешествий по мировым столицам, но,прежде чем уезжать, следовало бы поставить в известность уголовный розыск, какона сказала лихорадочной скороговоркой:

— Я вернулась из Нью-Йорка, а у меня в квартире… мертвыйчеловек. Приезжайте, Игорь Владимирович. Адрес знаете?

* * *

Она сняла очки, и оказалось, что у нее близорукие и очень беззащитныеглаза, как у больной собаки. Щеки были желтые, ввалившиеся, и под глазами —синие тени.

Никоненко предпочел бы, чтобы она осталась в очках.

— Алина Аркадьевна, как ваша домработница попала в вашузапертую квартиру?

— У нее есть ключ.

— Зачем ее понесло в квартиру в ваше отсутствие?

— Она должна была убраться. Когда я уезжала, мы с ней такдоговорились. Вечером перед моим приездом она должна была прийти и сделатьуборку.

— Она часто убирает у вас в ваше отсутствие?

Костяшками пальцев Алина потерла глаза.

В самолете она не спала — заснула было, но привиделся вдругтакой кошмар, что она проснулась от собственного тоненького вскрика. Вскрикразбудил соседа-японца, который с присущим всем иностранцам избытком сочувствиястал предлагать ей воду, влажные салфетки и какие-то капли. Ей было неудобно,что она его разбудила, и ей очень хотелось, чтобы он от нее отвязался. Онотвязался не скоро, и спать она больше не стала — отчасти из-за японца, отчастииз-за кошмара. Повторения ей не хотелось.

— Алина Аркадьевна, — сказал рядом капитан Никоненко, —проснитесь.

— Я не сплю.

— Нет, спите! — сказал он с досадой. — Боюсь, что вынедооцениваете серьезность положения.

“Боюсь, что вы недооцениваете” прозвучало фразой изанглийского романа. Алина улыбнулась и надела очки.

Капитану показалось, что она как будто отпустила его споводка.

Он нервничал и злился с каждой минутой все сильнее.

— Она часто приходит, когда вас нет дома?

— Меня никогда нет дома. Она убирает два раза в неделю. Унее свой ключ. Она приходит, работает полдня и уходит. Раз в месяц мывстречаемся, и я плачу ей зарплату. Сегодня я вошла в квартиру и увидела… ее. Ипозвонила вам.

— Во сколько вы приехали?

— В пол-одиннадцатого. Может, чуть попозже. Я сразу же позвонилавам. Спросите у того, с кем я разговаривала. Я в тот момент на часы несмотрела.

Щегольский чемодан стоял посреди кухни. Сверху на нем лежалалакированная сумочка, а рядом привалилась какая-то мохнатая зверюга,выглядывавшая из пакета.

— Это Альф, — сказала Алина, перехватив взгляд Никоненко, —инопланетянин из сериала. У нас они тоже есть, но не такие ужасные. Федорухотелось поужаснее.

Потянувшись, она зачем-то вытащила из пакета волосатоечудовише, напоминавшее то ли гориллу, то ли муравьеда. У чудовища были кофейнаяшерсть, бритый нос и при обшем потрясающем уродстве вид удивительно безобидный.Кудлатая башка доставала Никоненко до пояса.

Итак, на этот раз женщина-вамп приперла из Америкиобезьянообразного урода размером почти с автомобиль “Ока”.

Ее маниакальная любовь к Федору вполне может быть мотивом.

За что могли убить домработницу? За то, что она знала обэтой маниакальной любви?

Время смерти экспертиза установит на раз-два-три. Если в этовремя Алина Латынина была в самолете, значит, маниакальная любовь тут ни причем.

— На чем вы приехали из аэропорта?

— На машине, — сказала Алина удивленно, — на чем же еще? Явсегда оставляю машину на стоянке в Шереметьеве. Потом забираю ее и еду.

— Дальше.

— Что — дальше?

— Рассказывайте дальше, — приказал Никоненко холодно. Что-тоне то с ним творилось этим утром.

— Я вошла в квартиру и увидела Лилю. Позвонила вам. Все.

— Нет, — сказал Никоненко, — не так. Давайте сподробностями. Дверь была заперта?

— Да, конечно.

— Вы сдаете квартиру на охрану?

— Нет. У нас консьерж и кодовый замок.

За кухонной дверью что-то упало, и Морозов громко захохоталв глубине квартиры. Алина посмотрела на Никоненко. В глазах у нее был такойглубокий омут презрения, что капитан вполне мог в нем утонуть.