А вот речка, открывшаяся Волкодаву внизу, малосоответствовала мощи обрыва. Белый ручей, через который венну доводилосьпрыгать в облике пса, и тот был полноводней. А эта речушка, гордо именовавшаясяПорубежной, на самом деле представляла собой скопище луж, дремотно перетекавшиходна в другую. Квакали проснувшиеся лягушки, торчали обломанные прошлогодниекамыши… Русло загромождали стволы упавших деревьев, сучья и мусор, принесённыйполой водой, а пойма была сущее болото, густо заросшее местным отродьемракитника… Наверное, где-то выше понемногу задыхались родники, питавшиеПорубежную. Или обрушился такой же песчаный склон, где не смогли болееудержаться даже цепкие сосны, – и усмирил в своих тяжких объятиях некогданоровистую реку, через которую в давние времена был разведан один-единственныйброд.

Теперь этот брод сохранился только в названии погоста. Нынчена его месте речку можно было перейти, вовсе не замочив ног: от берега доберега ещё сто лет назад перекинули мост. И перекрывал он даже не говорливыйпроток из одной лужи в другую, а всё пойменное болотце. И длиной-то был всего вдесяток мужских широких шагов…

Тем не менее границы следует уважать, ибо некогда каждая,может быть, разделяла миры. И Волкодав перешёл мостик, не посмеявшись наднынешним ничтожеством Порубежной.

Перешёл – и двинулся дальше.

Туда, где, отгороженное обширным лесом и последнимискладками предгорий, лежало Захолмье.

По своим первоначальным прикидкам он должен был выйти козёрам ещё четыре дня назад.

Его путешествие, можно сказать, толком не успело начаться, аон уже сильно сбился с распорядка, вроде бы очень тщательно высчитанного. Чтоже в этом хорошего? Волкодав отлично помнил, как они с Эврихом прикидывали свойпуть к Тилорнову островку и назад, – и по всему выходило, что вернутьсяони должны были ещё до конца лета. И ведь денег – в точности как теперь – былодостаточно. И дорога известна. Тоже в точности как теперь. А на деле времениминуло?..

И Волкодав шёл очень быстро, стараясь наверстать случившуюсязадержку. И мысленно обещал себе впредь, насколько это от него будет зависеть,подобного не допускать. Чтобы потом снова не пришлось качать головой, вспоминаясобственное корпение над картой: «отсюда досюда… а потом ещё отсюда досюда…» –и всё только для того, чтобы как из худого мешка посыпались всякиенепредвиденные случайности и наконец – бац! – все расчёты прахом пошли.

Нет уж! Ничего у меня прахом на этот раз не пойдёт. Всёбудет по-моему. И Панкела найду, и на Ракушечном берегу побываю, и в Беловодьевернусь…

Волкодав очень хорошо представлял себе знакомый дом, возлекоторого подрастали, превращались из прутиков в справные деревца молоденькиеяблоньки. Там ждали венна друзья. Тилорн, Ниилит, мастер Варох с внучком Зуйко…Может быть – Эврих, если только непоседа-аррант не отправился в новоепутешествие…

Вот только, спрашивается, чего ради я туда так бегу?..

Всякий раз, когда Волкодаву доводилось некоторое времяночевать не абы где, а под дружеским кровом, у людей, которые располагали его ксебе и сами, кажется, успевали за что-то его полюбить, он помимо воли начиналпримериваться к этому дому, мысленно прикидывая: а смог бы я здесь жить? Всмысле, не на месяц и не на два, – на всю жизнь задержаться? Каждый деньвыходить из этих дверей, видеть перед собой это поле и огород? С этими людьмиглазами встречаться?..

Иногда он был уверен, что нет. Иногда ему казалось, что смогбы.

Ну а в Галираде беловодском? Чего ради я туда не чуя ногтороплюсь? Кому я там особо-то нужен?.. Уж прямо не обойдутся?..

То, что собственноручно выстроенная изба в Беловодье тоженикогда не станет для него домом, Волкодав понимал совершенно отчётливо. Да,там обрадуются ему. И он обрадуется, ступив на порог. Да, там ему всегданайдётся место под кровом и за столом. Но это – не ДОМ.

Дом… Как же ясно он видел его. Яблони в цвету, клонящиерозовые ветви на тёплую дерновую крышу. Пушистый серый пёс, дремлющий назалитом предвечерним солнцем крыльце. Дорожка между кустами малины, утоптаннаябосыми ногами детей. И женщина, выходящая из дому на крыльцо. Эта женщинапрекрасна, потому что любима. Она вытирает мокрые руки вышитым полотенцем изовёт ужинать мужчину, колющего дрова…

Его женщина. Его дети. Где они? Где их искать?

Встретит он их на этом свете – или поймёт наконец, чтовзлелеял пустую мечту?..

Почти семь лет он тешился мыслью, что женщина будет облаченав красно-синюю понёву с узором, означающим, что она взяла мужа из рода СерогоПса. Но, когда возле веси Пятнистых Оленей выросла новая кузница идевушка-славница стала по вечерам относить мастеру ужин, – Волкодав понял,что и тут ошибался…

Незачем больше являться туда в пёсьем обличье, позволявшемему отыскивать Оленюшку, где бы она ни была. Незачем и в человеческом обликеприходить, как он собирался после возвращения в Беловодье. Чего ради зрябеспокоить тех, кому ты не нужен?..

Но тогда – куда?

Или, может, я до того уже пропитался пылью дорожной, чтововсе утратил способность корни пускать? Так и буду странствовать неизвестнозачем, точно перекати-поле, ветром гонимое, пока где-нибудь в землю не лягу?..

Всякого человека время от времени посещают горькие мысли обесполезности прожитой жизни и о тщете дальнейших усилий, и Волкодав не былисключением. И он давно понял: подобные думы – не от благих Богов, любящихСвоих земных чад. Случается, светлые Боги ниспосылают и сомнения, и совестныезазрения – чтобы одумался человек и свернул с неправой дороги на правую.Бывает, неслухов Они и наказывают, но наказывают по-родительски, безжестокости, только вразумления ради. А вот так – зря уродовать душу, отнимаяволю и силы? Нет. Не от Них это. Это нашёптывают холод и смерть, и грехчеловеку подолгу вслушиваться в их голоса. Не то можно додуматься дочего-нибудь вовсе уже непотребного. Вроде того, например, что всякий младенец,только-только родившись, тем самым уже начинает неостановимое движение ксмерти, а значит, всё тщетно – и стремления, и свершения, и любовь…

Нет уж! Гнать следует подобные мысли, пока не дали ониядовитых ростков.

Надо исполнить то, что когда-то ещё себе положил. Побыватьна Тилорновом островке. Достичь Беловодья…

А там посмотрим.

После мостика через Порубежную дорога пошла на подъём, иВолкодав прибавил шагу, усилием тела выжигая в себе все неподобные мысли.Вечером он устроит привал. И вытащит из мешка баснословную книгу. О чужом миреи приключениях тамошних Богов, чьи имена всё никак не укладывались у него впамяти.

Это тоже помогает гнать от себя ядоносные мысли…

На излёте ярильных ночей, когда наступает пора умериватьблагое любострастие и возвращаться на обычные жизненные круги, молодые венны –а с ними и люди зрелые, но не избывшие в душе задора и озорства, –предаются бесчиниям.