– Кроме тебя, Федор.

– Миша, прекрати! Если бы ты врал только другим, это ещеполбеды. Но ты врал себе, и продолжаешь врать. Нет никакого открытия. Никомуэти банки с цистами не нужны, не интересны. Они вместе с тетрадью всего лишьсемейные реликвии, память о твоем замечательном дедушке. Ты подсел на свойпрагматизм, как на наркотик. Дозы приходится увеличивать. Ты почти пять летобщался с человеком, у которого лицо Альфреда Плута, и упрямо не замечалсходства.

– Но Радел никогда не заводил со мной разговора о дедушке,не спрашивал о цистах, о тетради.

– Правильно. Они уже не раз обжигались на этом и решилипросто ждать. С тобой заводить прямые разговоры бессмысленно. Да и не ты имнужен. Не ты.

– Да, это я уже понял. Им нужна Соня, они ждали и дождались.

– Ты понял. Молодец. Поздравляю. Только поздновато пришло ктебе это прозрение.

– Федор, но ведь раньше ничего не происходило, как я могзаподозрить?

– Да, совершенно ничего! Человек с лицом Альфреда Плутаслучайно поселился в твоем тихом городке, на острове, постоянно был рядом стобой, развлекал тебя умными разговорами, а потом случайно оказался в одномпоезде с Соней, почему-то именно тогда, когда она заинтересовалась «Mysteriumtremendum» и отправилась в Мюнхен. Ты не придал этому значения. Ты зарылсяголовой в песок своего прагматизма. Соня почувствовала опасность, отправилафото Зубову. А ты продолжал делать вид, будто ничего не происходит. Миша, каквышло, что даже твоя экономка Герда оказалась умней тебя?

– Женская интуиция.

– Интуиция не бывает женской или мужской. Это тебе необщественный сортир. Напряги свои старые ленивые мозги, Миша. До Радела к тебеприходил кто-то еще. Вспоминай. Просматривай свои бумаги. Думай.

– Да, Федя. Я понял. Прости меня.

– Ты самого себя прости. И хватит об этом. Скажи, что у тебятут происходит?

– Ничего не происходит. Они отлично подстраховались. Я ужевыслушал соболезнования господина Кроля, начальника полиции.

– Ты не пытался возражать? Не показал ему шапку?

– Разумеется, нет. Как раз тогда у меня и случился приступ,все переполошились, вызвали «скорую». Хотели забрать в больницу, но Герда,умница, не дала.

– Ты уверен, что Герда не показала шапку, ничего не сказалаим о своих подозрениях?

– Уверен. Она, правда, сначала чуть не сорвалась,набросилась на Радела, когда увидела его на пожарище. Но быстро опомнилась,взяла себя в руки. Только все время повторяет, что Софи жива.

– Пусть молится за нее. Все, конец связи.

Послышались частые гудки. Михаил Павлович положил трубку,взял чашку из рук Герды, глотнул отвару и поморщился.

– Какая гадость. Неужели нельзя было добавить немного меду илимонного сока?

Внизу кто-то звонил в дверь. Герда вспыхнула, но ничего несказала, быстро вышла из кабинета.

Из гостиной донесся ее громкий возбужденный голос. Микки немог разобрать, с кем она говорит. Слышался кашель, потом тяжелые шаги полестнице. В дверь постучали. На пороге появился Иван Зубов. Герда маячила унего за спиной.

– Он болен, – заявила Герда прежде, чем Зубов успел открытьрот, – у него жар, он едва может говорить. Сейчас я заварю для него эвкалипт.

– Здравствуйте, Михаил Павлович, – просипел Зубов, –извините, что я задержался. Из-за шторма последний поезд отменили, пришлосьпереночевать в Гамбурге. Я не мог позвонить, телефон у меня украли, ваш номербыл там, в записной книжке.

– Я знаю. У вас есть какой-нибудь план? Вы говорили сФедором?

– Да, я позвонил ему ночью из гостиницы. Он уверен, что нанемецкую полицию рассчитывать не стоит, – Зубов тяжело закашлялся, – и наИнтерпол тоже.

– Как некстати вы заболели, – сказал Данилов, – наверное,поэтому потеряли бдительность, дали им стащить телефон.

– Михаил Павлович, кому – им? Вы можете мне объяснить, ктоони такие? – просипел Зубов и опять зашелся кашлем.

– Вот в том-то и дело. Вы не понимаете, никто не поймет и неповерит. Трудно поверить в то, чего нет. Знаете, я четверть века изучал разныетайные общества. Но ни о каких имхотепах я никогда не читал и не слышал. Междутем они рядом. Один из них сейчас здесь, в Зюльт-Осте.

– Да, я видел его, когда шел к вам с вокзала.

– Видели Радела? Узнали его?

– Еще бы не узнать! Он стоял возле книжного магазина скакой-то старушкой и с молодым полицейским.

– Погодите, когда это было?

– Минут двадцать назад.

– Полицейский такой высокий, худой, рыжий?

– Да, кажется. Я не приглядывался, я смотрел на Радела.

Данилов схватил телефон, поднял трубку, но тут же бросил ее,пробормотал по-немецки:

– Дитрих, зачем? Я же просил не делать этого! О, Господи!Герда! – крикнул он так громко, что Зубов вздрогнул.

Экономка степенно вошла в кабинет с подносом.

– Нечего кричать. Я не глухая. Господин Зубов, пейте,пожалуйста. Отвар эвкалипта, липовый мед. И вот вам шарф, замотайте горло.Микки, что еще случилось?

– Позвони Дитриху. Кажется, этот дурачок стал проверятьалиби Радела. Объясни ему, что это бессмысленно и опасно. Я же предупреждалего.

– Алиби. Сами объясняйте. – Она всхлипнула, громковысморкалась. – Заодно и я послушаю, потому что я ничего не понимаю.

– Гердочка, ты умница. Ты даже не представляешь себе, какаяты умница, – пробормотал Данилов очень тихо.

Она сделала вид, что не услышала, забрала пустую чашку иудалилась.

– Дитрих может наломать дров, – сказал Данилов, – ондействует по собственной инициативе. Здесь никто не сомневается, что пожарслучился в результате короткого замыкания. Здание выстроено из какого-тосинтетического материала, который легко воспламеняется и быстро сгорает. Соняне успела выйти, задохнулась. Несчастный случай. Если кто и заинтересован врасследовании, то только страховая кампания. Они предъявят иск строительнойфирме, те, в свою очередь, химическому концерну, который производит эти удобныеблоки.

– А что, у полицейского, рыжего Дитриха, есть какая-нибудьсвоя версия?

– О да. Он высказал очень любопытное предположение. Будто быработа Сони в России была как-то связана с запрещенным биологическим оружием,она решила порвать с этим, спряталась здесь, ее выследили и похитилитеррористы, чтобы она делала биологическое оружие для них.