– Хотите сказать, Чан, как Радел, способен причинять больвнушением?

Хот глухо рассмеялся. Зубы у него были мелкие, желтоватые.Улыбка обнажала бледные выпуклые десны.

– Хорошая шутка. Четыре—два в вашу пользу. Знаете, миссЛукьянофф, вы все больше меня радуете. Честно говоря, я волновался перед нашейвстречей. Вдруг вы окажетесь такой же непробиваемой, как ваш прапрадед? Кстати,Фриц был уверен в этом. Потому и действовал так грубо.

– Вы тоже, мистер Хот, не отличаетесь особеннойделикатностью, – заметила Соня.

– О, простите. Я должен был вас проверить. Никому не верю наслово. Фриц – сторонник жестких методов. Он считает, что с вами не удастсядоговориться и вас придется ломать. Я ничего дурного в его методах не вижу,однако опыт показал, что они не всегда эффективны. Я убежден: в случае с вамизалог успеха – ваше добровольное согласие, искреннее желание сотрудничать.

У Сони от холода стучали зубы. Ветер усилился, яхту качало,на верхушках волн появились белые барашки.

«Шторм, – подумала она, – яхта потерпит бедствие, капитанотправит сигнал SOS. Кто-нибудь приплывет на помощь, и я скажу, что меняпохитили».

– Шторма не будет, – произнес Хот с доброй улыбкой, – ветерменяется, нас только слегка покачает. Надеюсь, вы не страдаете морскойболезнью?

– Не знаю. Я впервые в открытом море.

Соня в очередной раз накинула на голову капюшон куртки.Капюшон постоянно сдувало, мерзли уши. Гердина вязаная шапочка была бы сейчасочень кстати. Но в кармане ее не оказалось. Она исчезла, вместе с сапогами,бумажником и телефоном.

– Мы уже в Атлантическом океане, – сообщил Хот, – скоровойдем в Бискайский залив.

Соня дрожала, зубы стучали, она продрогла насквозь. Хот незамечал этого. Ему в его шикарной шубе было тепло.

– Я, конечно, плохо помню географию, – пробормотала Соня, –но из Северного моря в Бискайский залив можно попасть только через Па-де-Кале,оттуда в Ла-Манш либо придется обогнуть Британию, это огромный крюк.

– Да, крюк приличный, однако в Па-де-Кале нам сейчас делатьнечего, там узко, как в бутылочном горле. Возможны всякие неожиданности. – Хотнахмурился, над переносицей морщины сложились буквой игрек. – А географию выпомните совсем неплохо.

– Просто я любила в школе раскрашивать контурные карты.Сколько дней пути нам осталось? Куда мы плывем, не спрашиваю, все равно вы неответите.

– Почему же? Отвечу. Остров Анк в Атлантическом океане, упобережья Африки. Там тепло и красиво. Плыть нам еще долго. Для вас это хорошаявозможность отдохнуть и подумать. Как только мы прибудем на место, отдыхать вамуже не придется.

– Скажите, господин Хот, почему вам понадобилась именно я? Увас есть все необходимое. Цисты, записи профессора Свешникова. Вы можетесобрать группу ученых, лабораторию, целый институт, провести серьезные научныеисследования.

Хот опять стал сверлить ее взглядом. Она уже заметила, чтоон мог очень долго смотреть прямо в глаза, не моргая. Выдержать такой взглядбыло довольно трудно. На этот раз пауза продлилась минуты три, не меньше. Сонятоже старалась не моргать. От ветра выступали слезы.

«Кончится когда-нибудь эта пытка? Неужели нельзя поговоритьв тепле? Впрочем, нет. Наверное, в закрытом помещении наедине с ним будет ещеужаснее», – подумала Соня, надменно щурясь, сдерживая дрожь мокрых ресниц.

Наконец Хот заговорил, причем склонился к ней так близко,что она почувствовала запах изо рта, такой же, как у Радела, с легкимтошнотворным оттенком тухлой рыбы.

– Лаборатория. Институт. Ничего этого не нужно. Мыпробовали, и не раз. Не получается. За последние четыреста пятьдесят летникому, кроме вашего прапрадеда, не удавалось добиться положительныхрезультатов. Своих апостолов пернатый змей выбирает сам.

– Кто, простите?

– Пернатый змей. Одно из воплощений Ра. Так называемыймозговой паразит не случайно имеет форму змеи с человеческим лицом.

– Но крыльев нет. Причем здесь египетский бог Ра? ОстровАнк. Такого острова не существует. Анк – египетский иероглиф, знак жизни.Крест, увенчанный петлей. Петля – врата рождения и третий глаз, в сочетании скрестом – символ тайной инициации. Что случилось четыреста пятьдесят лет назад?Омоложение? Альфред Плут к этому причастен?

Соня говорила спокойно, медленно и с каждым произнесеннымсловом чувствовала себя все уверенней, как будто произносила заклинание,спасающее от страха и холода. Впрочем, стоило замолчать, и стало еще хуже.Озноб усилился, к нему прибавилось гадкое чувство, похожее на стыд, наотвращение к самой себе.

Губы Хота растянулись в улыбке, открылись бледные десны,булькающий смех больше походил на болезненную икоту. Его трясло под шубой,живот колыхался. Соня изумленно смотрела на него, он крутил головой, махалрукой, показывая, что сейчас помрет от смеха и говорить пока не в силах. Соняспросила:

– Вам нехорошо?

– Не обращайте внимания, я в порядке. Я смеюсь от радости.Но каков Свешников! Столько лет морочил нас, ловко изображал профана. Мы почтиповерили, что произошел сбой в системе и сокровенные знания достались профану,чужаку. Однако нет. Система не дает сбоев. Сокровенные знания доступны толькопосвященным. Свешников посвященный и поступил согласно древним законам. Нашелдостойного наследника, передал свою тайну в надежные руки, тем самым сделал мневоистину царский подарок.

– Я не понимаю, господин Хот. Я ничего не понимаю. О чем вы?

Он пальцем приподнял ее подбородок, приблизил свое лицо к еелицу, уставился в глаза и прошептал:

– О вас, Софи, дорогая, о вас, моя девочка.

* * *

Москва, 1918

Бокий впал в немилость. Сразу после расстрела царя он вместес Максимом Горьким отважился ходатайствовать перед вождем за великого князяГавриила Константиновича. Князь был болен чахоткой. Бокий и Горький просилиотпустить его с женой за границу. Свой ответ вождь отправил не тайной запиской,а открытой телеграммой: «В болезнь Романова не верю. Выезд запрещаю».

Больше никаких записок не было. Мастер в Москве непоявлялся, Гайд на связь не выходил. Впрочем, на положении Агапкина это никакне отразилось.

Вождь не отпускал от себя Федора ни на минуту. Из комнаты вПотешном дворце пришлось переселиться в квартиру Ильича, в крошечную каморкудля слуг.

С самого начала службы у вождя Агапкин пребывал в духовномстолбняке. Постепенно у него не осталось ничего своего – ни времени свободного,ни имущества. Все казенное, даже нижнее белье. Кормили хорошо. Одежда отличная,добротная, всегда чистая.