Если окрестности замка Бандоля казались Жюстине мрачными ижуткими, то, уж конечно, места, окружавшие аббатство, должны были показаться ейсовершенно дикими. Ближайшее селение находилось в шести лье отсюда, а громадныелеса надежно скрывали обитель от человеческих глаз; она была построена вбольшой глубокой долине, со всех сторон окруженной вековыми дубами. Вот почемуЖюстина потеряла часовню из виду, едва спустившись с холма на равнину. Пройдявниз по склону еще приблизительно четверть часа, наша героиня подошла к хижине,которая стояла под самой церковной папертью; она постучала в дверь, на порогепоявился старый монах.

— Что вам надо? — грубо спросил он.

— Нельзя ли поговорить с настоятелем?

— Что вы имеете ему сказать?

— Меня привел сюда священный долг, и я хотела быисполнить его. Я позабуду все трудности, которые мне встретились на пути в вашуобитель, если смогу приникнуть к ногам чудодейственной и непорочной девы, чейобраз здесь хранится.

Монах открыл ворота и вошел один, но поскольку было поздно исвятые отцы ужинали, он возвратился только через полчаса.

— Вот дом Клемент, — представил он пришедшего сним другого отшельника, — он решит, стоит ли ваша просьба того, чтобыбеспокоить настоятеля.

Клемент[31], чье имя совершенно не подходилок его внешности, был сорокапятилетний мужчина необыкновенной тучности игигантского роста, с жесткой бородой и густыми черными бровями, из-под которыхобжег Жюстину мрачный, дикий, злой взгляд; это было лицо настоящего сатира, акогда она услышала его низкий, хриплый, как орган, голос, на память ей сразупришли ее прошлые злоключения, и сердце у нее учащенно забилось…

— Что вы хотите? — спросил ее монах тоном самымнедоброжелательным. — Разве сейчас время для того, чтобы явиться вцерковь? Кстати, у вас вид авантюристки: ваш возраст, растрепанная одежда,поздний час появления — все это не очень мне нравится. Ну ладно, рассказывайте,что вас привело сюда.

— Святой отец, — отвечала Жюстина, — мой видвызван усталостью от долгой дороги. Что же касается позднего времени, яполагала, что в храм божий можно прийти в любой час, я иду издалека, и меняпереполняет вера и благостная надежда. Я прошу исповедовать меня, есливозможно, и когда вы узнаете, что творится в моей душе, вы скажете, достойна лия предстать перед святым образом.

— Теперь слишком позднее время для исповеди, — ужемягче сказал монах, — это можно сделать только завтра утром, но где выпроведете ночь? У нас не постоялый двор.

С этими словами Клемент неожиданно оставил нашупутешественницу, сказав ей, что идет поговорить с настоятелем. Через некотороевремя двери церкви открылись, на порог вышел сам дом Северино, настоятель, и пригласилЖюстину войти в храм, после чего за ней тотчас на тяжелые запоры закрылисьдвери.

Дом Северино, о котором мы сейчас же и расскажем, былмужчина пятидесяти пяти лет, красивый, прекрасно сохранившийся, мощноготелосложения, обладатель геркулесового детородного органа и совсем неотличавшийся грубостью: в нем чувствовалась даже какая-то элегантность имягкость, и было видно, что в молодости он обладал всеми качествами светскогокрасавца. У него были прекраснейшие в мире глаза, благородные черты лица,приятный искусительный голос, в его речи ощущался акцент его родины, но этотолько делало ее еще приятнее. Надо признаться, Жюстине потребовалось всеочарование второго монаха, чтобы избавиться от всех страхов, которые нагнал нанее первый.

— Милая девочка, — ласково произнесСеверино, — хотя час и неурочный, и мы обыкновенно не принимаем позднихпосетителей, я выслушаю вашу исповедь, а потом мы что-нибудь придумаем дляприличного ночлега, чтобы вы хорошо выспались, а утром смогли встретиться сосвятым образом, который привел вас сюда.

В этот момент через хоры в церковь вошел юноша пятнадцатилет, красивый как херувим, одетый столь легкомысленным и даже непристойнымобразом, что у Жюстины, несомненно, зародились бы подозрения, если бы она егозаметила. Однако озабоченная своей совестью, полностью сосредоточившись насвоих мыслях, она ни на что не обращала внимания. Юноша зажег свечи и незаметнодля Жюстины устроился в том же кресле, где должен был сидеть настоятель вовремя исповеди нашей прихожанки. Жюстина села по другую сторону перегородки,которая мешала ей видеть, что происходило в половине, где находился домСеверино, и преисполненная доверием, она начала сбивчивый рассказ, которыйнастоятель слушал, лаская мальчика, сидевшего рядом: он поглаживал его ягодицыи доверил ему свой член, а ганимед массировал, целовал, сосал его к вящемуудовольствию монаха, и развратный священнослужитель знаками указывал ему, каклучше подливать масла в огонь, разжигаемый наивными речами Жюстины.

Наша благочестивая авантюристка смиренно созналась в своихгрехах, и эта наивность, как легко себе представить, тотчас воспламенила всечувства распутника, который со вниманием слушал ее. Она поведала ему о своихзлоключениях, она упомянула даже позорную печать, которую приложил к ее плечубезжалостный Ромбо. Монах дрожал всем телом от нетерпения, он заставил Жюстинуповторить некоторые эпизоды, принимая при этом жалостливо заинтересованный вид,между тем как его вопросы диктовались самым сладострастным любопытством, самымразнузданным распутством. Однако, если бы Жюстина не была настолько ослеплена,по движениям святого отца, по его прерывистому дыханию, по явственному шуму,который послышался, когда он проник в зад юноши, она, возможно, поняла бы все,но религиозный пыл — это страсть, которая подобно всем остальным смущает разумчеловека, и несчастная ничего не видела и не слышала. Северино, который ужевовсю совокуплялся, захотел уточнить кое-какие детали, и Жюстина отвечала спрежним рвением. Он осмелел до того, что напрямик спросил, правда ли, чтомужчины, с которыми ей пришлось иметь дело, ни разу не проникали в ее влагалищеи сколько раз ее сношали в зад, и далее: велики ли были члены, которые онаиспытала таким способом, извергались ли они в ее потроха. На эти непристойныевопросы Жюстина наивно ответила, что последнее злодеяние было совершено над нейвсего три или четыре раза.

— Воистину, — сказал Северино, опьянев отвожделения и продолжая прочищать прекраснейшую на свете задницу, —воистину, мой ангел, я спрашиваю вас об этом, потому что вы, по моему мнению,обладаете самыми прелестными ягодицами, какие только существуют, и эти порочныепрелести часто искушают распутников. Следует иметь в виду, — продолжал он,заикаясь, — красивый зад — это яблоко, которым змей соблазнил Еву, этопуть к грехопадению, и те, кто проложил его в вашем теле, без сомненияотносятся к самым отъявленным злодеям. Этот грех погубил Содом и Гоморру, дитямое, и вам это известно; он повсюду карается огнем, и нет другого, которыйвызывал бы такой гнев Предвечного и которого должна остерегаться всякаяприличная девушка. Но скажите-ка, не испытывали ли вы сладострастного ощущенияво время этой гнусной процедуры?