— В первый раз, святой отец? Абсолютно никакого, таккак я была без сознания.

— А в других случаях?

— Поскольку я презираю подобные мерзости, ни о какихприятных ощущениях не могло быть и речи.

Затем монах, не прекращая содомировать юного наперсника,задал следующие вопросы:

1) Правда ли, что она — сирота и родилась в Париже;

2) Действительно ли у нее нет ни родителей, ни друзей, низащитников — словом, никого, кому она могла бы писать;

3) Сказала ли она пастушке, указавшей ей монастырь, о своемнамерении отправиться туда и не договорилась ли с ней о встрече на обратномпути;

4) Не заметила ли она за собой слежки и не видел ли кто, какона заходила в монастырь. Кроме того, Северино спросил о возрасте маленькойпастушки и о том, как она выглядела, и попенял Жюстине за то, что она непривела ее с собой.

— Вы забыли, — заметил он, — что к своимдобрым делам надо приобщать и других людей.

Закончив эту назидательную тираду, монах извлек член иззаднего прохода своего педераста, возбужденный пуще прежнего.

— Дитя мое, — предложил он Жюстине, — теперьнадо получить наказание за ваши прегрешения, а для этого необходимо абсолютноесмирение. Пройдем в храм, перед чудодейственным образом зажгут две свечи, и сдевы спадут покровы, вы последуете ее примеру — разденетесь тоже — и будетезнать, что полная нагота, которую я от вас требую и которая, возможно, в глазахлюдей была бы кощунством, в наших будет еще одним средством искупления.

Тогда юноша выскочил из исповедальни, взял свечи, поставилих на алтарь, залез туда и снял с иконы покрывало. Жюстина, по-прежнемуослепленная иллюзиями своей пылкой набожности, ничего не слышала, ничего незамечала и простерлась ниц, но Северино грубо поднял ее и сказал:

— Нет, вы получите на это право, когда обнажитесь:здесь требуется самое полное, самое большое смирение…

— О, отец мой, простите!

В следующее мгновение благочестивая Жюстина явилапохотливому взору лицемера всю красоту своего тела. Едва увидев его, заржал отвожделения и начал поворачивать девушку в разные стороны: под тем предлогом,что ему надо посмотреть позорное клеймо, святоша во всех деталях рассмотрелвосхитительные линии бедер и соблазнительные полушария Жюстины.

— А теперь на колени, — приказал он, — еслихотите помолиться, и не обращайте внимания на то, что будет с вами происходитьв это время: запомните, девочка, если я замечу, что ваши мысли не совсемотрешились от материи, если почувствую, что они еще тянутся к земным делам и неустремлены к Господу, я наложу на вас новое наказание, и оно будет суровым икровавым; не забудьте об этом и приступайте.

С этого момента сластолюбец потерял над собой контроль:решив, что состояние, в котором находилась Жюстина, и ее поза избавляют его отцеремоний и предосторожностей, он пристроился сзади вместе со своимнаперсником, предоставил ему возбуждать себя непристойными ласками и сталводить трясущимися руками по девичьим ягодицам, время от времени оставляя наних следы ногтей — зримое и ощутимое свидетельство своей жестокой похоти.

Жюстина, недвижимая, твердо уверенная в том, что все,происходившее вокруг нее, имело единственную цель — постепенно привести ее кнебесной благодати, терпела боль с удивительным смирением: ни единой жалобы, ниодним движением не показала она своего состояния, ее разум так высокоустремлялся к вещам вечным, что если бы палач разодрал ей всю кожу, она непроизнесла бы ни звука.

Вдохновленный полным оцепенением своей подопечной, монахосмелел еще больше: он крепко стиснул обе несравненные ягодицы нашего ангела,затем осыпал их такими увесистыми шлепками, что глухое эхо раскатилось подсводами церкви и хрупкая жертва согнулась и поникла как лилия под севернымветром. Потом он обошел ее спереди и, не зная больше чувства меры,продемонстрировал ей багровый жезл, угрожающе взметнувшийся к небу, более чемдостаточный, чтобы сорвать с ее глаз повязку суеверия, если такая существует;злодей коснулся ее груди и, наглея все больше, осмелился прижать свои грязныегубы к устам, где находили приют добродетельность, простодушие и искренность. Осладостные чувства светлых душ, как скоро вы увяли перед этим натиском! Жюстиназахотела вырваться.

— Не шевелитесь, — строго сказал ей разъяренныймонах, — разве я вам не говорил, что ваше спасение зависит от вашегосмирения и что вещи, грязные в глазах простых людей, в нашей среде служатсимволом чистоты, целомудрия, набожности?

Схватив одной рукой за волосы жертвы, он проник языком в еерот и прижался к ней всем телом с такой силой, что она не могла непочувствовать, как твердый член монаха упирается в ее промежность; ноитальянец, тут же, будто устыдившись такой вызывающей неверности по отношению кпредмету своего культа, снова зашел сзади, и наконец запечатлел самый горячий,самый страстный поцелуй на ягодицах, уже пылавших от сильных ударов его ладони;он раздвинул их и сунул язык в потаенное отверстие, он долго смаковал своесладострастие, словно поворачивая его и так и эдак, он исходил преступнойпохотью, и все это время его возбуждал мальчик, который был рядом с самогоначала этой скандальной сцены и едва не довел его до оргазма, однакосвященнослужитель успел сообразить, что без участия собратьев продолжать дальшеневозможно; он велел Жюстине следовать за ним, добавив, что процедура покаяниязавершится в другом месте.

— Мне одеться, святой отец? — спросила несколькообеспокоенная девушка.

Вот убедительное доказательство неразрывной связи между духоми физическим состоянием: вознесите первый, и вы сможете господствовать надвторым; этим объясняется восторг мучеников, за что бы они не страдали, ибо несуществует цели страданий, по-настоящему благородной и справедливой — то илииное качество придает ей общепринятое мнение. (Прим. автора).

— Ни в коем случае, — обрезал настоятель, —разве в нашем доме опаснее быть обнаженной, чем в церкви?

— Я согласна, святой отец.

Юный педераст погасил свечи и унес одежду Жюстины. Теперь ееосвещала только маленькая свечка, которую держал шедший впереди Северино, ашествие замыкал юноша — в таком порядке они вошли в ризницу. Открылась потайнаядверь в стене столярной мастерской, за ней Жюстина увидела узкий темныйкоридор, переступила порог, и дверь закрылась будто сама собой.

— О святой отец, — дрожащим голосом проговориладевушка, — куда вы меня ведете?

— В надежное место, — ответил монах, — туда,откуда ты не скоро выйдешь.

— Великий Боже! — И Жюстина резко остановилась.

— Шагай, шагай, — жестко сказал настоятель, вытолкнувее вперед, чтобы она шла первой. — Раздумывать уже поздно, черт побери! Исейчас ты сама увидишь, строптивая девчонка, что если место, куда я тебя веду,не доставит тебе большого удовольствия, то уж во всяком случае ты быстронаучишься доставлять его нам.