Толпа — это толпа.

У нее свои законы.

У нее свой разум.

Вой. Взметнувшийся к арке потолка, как цепная реакцияохвативший тех, кто и выстрелов-то не услышал. И движение… во все сторонысразу… это называется броуновское движение, так, Владимир Петрович,преподаватель физики в нашей школе?

ВИДИТЕ, КАКОЙ Я УМНЫЙ — КОГДА В МЕНЯ СТРЕЛЯЮТ?

Кирилл бежал. Вновь. Как в страшном сне, все повторялось.Вместо подъезда — подземный переход. Вместо мамы — этот смешной старик.

Треск автомата. Он даже не такой страшный, как пистолетныйвыстрел.

БЕГИ, КИРИЛЛ, БЕГИ!

Он будет убегать всегда. Всю жизнь. Все повторилось, и таконо будет всегда. Никому нет дела, ни толпе — где сотни здоровых мужиковразбегаются под свинцовым градом, когда могли бы с тем же риском для жизнипросто затоптать человека с автоматом, ни пришельцу со звезд, который бежитрядом, ни Аркадию Львовичу — он ведь тоже убегает, скользя сквозь обезумевшуютолпу, не то забыв о вспышке своей отваги, не то разуверившись в собственнойметкости.

БЕГИ, КИРИЛЛ, БЕГИ!

Это все, что тебе осталось. Страх и бегство. Навсегда.

Карамазов пригнулся, когда первая пуля пронеслась надголовой.

«ПМ». Его собственный. Он узнал его не по бою — обостреннымдо предела чутьем, подаренной тьмой силой. Ох, старички-разбойнички… Посланниквернулся в заваленный трупами дом — и вынул оружие из рук мертвеца. Прощай,версия самоубийства. Здравствуй, старый знакомый.

А бьешь ты по-прежнему косо. Пристрелять надо было!

Еще один выстрел — Илья скользнул к стене, пропуская пулю.

Пуля — дура, пуля-дура…

Вокруг началась паника. Люди метались, еще не понимая,откуда стреляют, и куда стоит бежать. Толстая, безразмерная какая-то, женщиназаслонила старика, и Карамазов, уже нажимающий на курок, срезал ее длиннойочередью. Не меньше пяти пуль… они что, вязнут в этом ходячем окороке?

Женщина продолжала бежать, смешно заплетая ноги, словнокакая-то мультяшная героиня, комический персонаж триллера, кровь хлестала изран на спине, а она все не падала — малоэкспансивные пули, дьявол их побери!

Старик опустил пистолет, бросился в сторону. Зацепил он егоили нет? Илья повел ствол, но толпа напирала, и не было линии прицела.Угораздило же мальчишку упасть! Он собирался сделать их в вагоне — грязно, нонадежно, десятка три трупов, вагон мертвецов между Комсомольской и Мира…

Карамазов открыл огонь. Это уже было просто самосохранением,тут даже тени сомнений быть не может, нормальная реакция человека, вокругкоторого безумствует толпа.

Ведь так?

Он стрелял короткими очередями, укладывая тех, кто бежал кнему, и в толпе сработал какой-то коллективный разум, толпа прозрела,опомнилась, с воем кинувшись в обе стороны по туннелю, сметая тех, кто шелнавстречу, и наверняка всполошились менты, толкущиеся у каждого входа.

Черт, грязно будет на выходе!

И милиция встанет на дыбы, когда он уложит пяток-другойпатрульных.

Карамазов перещелкнул обойму. Последняя. А надеяться наХарина теперь не стоит. Узнав о бойне в метро, тот сегодня же смоется вШвейцарию или Австрию…

Суки!

Илья оскалился, переступая через стонущие, дергающиеся тела.Многие выживут. Пускай. Он же не психопат. Все равно лица никто не запомнит —слишком велик шок.

— Дяденька…

Он замер, глядя на маленькую, лет пяти девчушку, с ужасомглядящую на него. В ярко-оранжевом комбинезончике, вязаном голубом берете,очень хорошенькая. Илья улыбнулся девочке, присел на корточки.

— Как тебя зовут, маленькая?

Девочка молчала.

— Где твоя мама?

— Убежала… — слабый взмах ладошкой. Илья покачал головой.Вот ведь гадина! Ребенка бросила! Сказал бы он, что о ней думает… но нехорошоругать родителей при детях. Это очень, очень вредно для детской психики.

— Ну так беги следом! — весело сказал Карамазов. — Догоняй!

— Можно? — тихо сказала девочка.

— Конечно. Давай… побежали-побежали…

Он шагнул вслед девочке, и еще успел шлепнуть ее по попке,когда та метнулась, лавируя среди грузных, нелепо раскинувшихся тел. Улыбнулсявслед, поглядел на ладонь, которую словно током пробило.

Домой пора.

Очень хочется побыстрее оказаться дома.

Карамазов побежал обратно, к выходу на вокзал. Будет жарко.Будет очень грязно.

Ничего.

Главное — вырваться из подземной ловушки. Толпа у трехвокзалов не рассеется даже от ядерного взрыва. Он уйдет. И нет больше никакихсомнений, нет страха от досадной осечки.

Силы слишком много не бывает.

Шедченко полдня болтался по даче. Поиграл с охраной наогромном бильярде, тряхнув стариной и продемонстрировав настоящий, армейскийкласс игры. Ему, похоже, позволено было все… он стал каким-то страннымхозяйским гостем, неожиданным приближенным уважаемого работодателя.

А, кстати, ведь действительно уважаемого! Редкие репликиохраны не оставляли места сомнениям, Хайретдинова любили.

Не самый плохой выбор он сделал.

Семен, тот паренек из охраны, что заходил к нему утром,притащил упаковку пива. Шедченко расстегнул рубашку — легко все-таки он сталуставать, сел чуть в сторонке, откупорил банку. Пиво было холодным и крепким.Хорошо.

Какой неожиданный и странный отпуск у него вышел…

Семен покосился на него, задержал взгляд на шраме,тянувшемся над ключицей, коротко спросил:

— Чечня?

Шедченко покачал головой. Да, скоро пацаны будут помнитьлишь одну войну…

— Афган. Чечня — это ваша заморочка.

— Заморочка, — хмыкнул охранник. — Да, ты же хохол.

— Я уже сам не пойму, кто я, — отпивая пиво сказал Шедченко.— Но воевал за Союз.

— Ясен пень… — Семен продолжал коситься на него. — Ты ивпрямь полковник, Николай?

— Да.

— В отставке?

— В отпуске.

Один из охранников слегка подтянулся. Недавно из армии, чтоли…

— А в наших званиях это как? — Семена не оставлялолюбопытство.