Я качаю головой.

– Я понимаю.

– Но я подумала о тебе, о нашей Кэди, и мне кажется, нельзя наказывать тебя за то, в чём ты не виновата, – Кэрол сглатывает, мнёт в руке платок. – И на следующий день я сообщила Кэди, и она… – Кэрол смеётся, глядя в потолок, то поднимая, то опуская плечи, – и она обрадовалась так, словно сорвала джекпот.

– Серьёзно?

– Она всю жизнь мечтала о брате или сестре, – Кэрол смотрит на меня. – Но это было невозможно. Сводная сестра – ведь тоже чудесно, правда?

Я киваю. Тепло разливается по моему телу, как алкоголь.

– Да… наверное.

– Так что я сказала Марву, чтобы он тебе позвонил. Пригласил тебя к нам. Чтобы мы могли начать общаться как одна семья, и если мы встретимся, то… – она умолкает, качает головой, прикрывает рукой рот. – Господи, ты так похожа на Кэди. Скоро сама убедишься, – она смеётся. – Она точно так же поднимает брови. Один в один.

Я улыбаюсь сквозь слёзы, в горле стоит ком.

– Мне приятно это слышать, – с трудом говорю я. У Кэрол приятное лицо, которое светится дружелюбием. Как у нашей улыбчивой буфетчицы, с которой мне иногда случается поболтать в перерыве на ланч.

– Ты заблокировала его номер? – спрашивает Кэрол. Я опускаю глаза.

– Да. Надеяться, проверять сообщения… я больше не могла. Я ждала его всю свою жизнь, и снова ждать, теперь, когда он уже так близко… это было просто невыносимо.

Кэрол кивает, и её золотые серёжки в форме капель покачиваются.

– Конечно, – говорит она. – Но поэтому я сюда и пришла. Он дома. Не знаю, захочешь ли ты его видеть…

– Да.

Кэрол улыбается. У неё щель между передними зубами, как у Бриджит Бардо.

– Я хотела спросить, есть ли у тебя планы на Пасху. В Великую пятницу мы идём в гости к друзьям, а в пасхальное воскресенье я хочу устроить обед. Для своих. Только мы. Кэди, ты, я и твой папа.

И неожиданно, неконтролируемо я разражаюсь слезами. Киваю, не в силах говорить. Я будто попала в чужую жизнь. Обед. Пасхальный обед с моей семьёй.

– Ты ешь мясо?

– Да.

– Отлично, – Кэрол сжимает в руке платок. – Марв приготовит ягнёнка. В этом он хорош, чёрт бы его побрал.

Прежде чем уйти, Кэрол обнимает меня, и я жду, глядя, как она уходит, стуча каблуками по асфальту, прижимая к глазам платок. На углу останавливается, достаёт телефон, что-то говорит в трубку и улыбается. Мне кажется, она рассказывает Кэди, что встретилась со мной.

Кэди. Моей сестре. У меня есть сестра. У меня есть семья.

Рози сидит за столом в моей кухне на Фишерс-Уэй и смотрит на серебристо-белую подарочную коробочку.

– Я только однажды получила CD-диск. В четырнадцать. От мальчика, евшего своё лицо.

Я с удивлением смотрю на Рози, стоя у плиты и помешивая лапшу с цыплёнком.

– Свою засохшую кожу с лица, – поясняет она, – отрывал и ел.

– Очень мило, – отвечаю я. – Аппетит так и разыгрался.

– Ну прости, – она смеётся. – Фокс вчера сказал, что нет такой низости, на которую я не способна, и мне кажется, это комплимент.

– Даже если это не так, думаю, воспринимать стоит именно так.

– Я тоже так думаю, – Рози улыбается, вынимает один диск и вертит в руке. – Господи, ты только посмотри, что он пишет! «Надо было пригласить тебя на танец».

– Я знаю.

– Какой романтик, а? – она кладёт диск обратно. – Итак, их восемь.

– Должно было быть девять, – говорю я, продолжая мешать лапшу. – Он обещал ещё один, но…

– Забыл? – Рози накрывает коробочку крышкой. – Ненавижу, когда что-то такое вдруг прекращается. Ты думаешь, что это никогда не кончится, да? Ты представить себе не можешь…

– Ты права, – говорю я. Она в самом деле права. – После той вечеринки всё изменилось. Думаю, не только то, что он перестал посылать мне диски. Она всё изменила, та вечеринка, хотя теперь мне всё это кажется странным – подумаешь, мерзкое замечание глупой, никак с нами не связанной девицы.

– Да, но в то время…

– В то время оно ощущалось как катастрофа. Мне понадобилось столько времени, чтобы признать себя жертвой. А когда она обвинила во всём меня, я почувствовала, что двигаюсь по спирали. Что никогда не смогу из этого выбраться. Не смогу никому доверять, если не смогла даже Элиоту. И всё стало неважно: и колледж, и остальное, и уж тем более какие-то диски.

Рози кивает, сжимает в руке бокал вина, её пальцы оставляют на мутном стекле отпечатки.

– Но мне всё же кажется, это хорошо, – говорит она, указывая на коробку с дисками. – Пусть даже это в прошлом. Ведь прошлое – часть твоей жизни.

– Я знаю. Так оно и ощущается.

Прошло уже почти две недели с того дня, когда Лукас поцеловал меня на балконе. Почти две недели с того дня, когда мы не разговаривали по пути домой. Мы вообще больше не разговаривали. Сегодня ночью он прислал мне сообщение, что ему очень жаль, что я его самая лучшая подруга и что его жизнь никогда не будет полной без меня. Но я не ответила. Отчасти потому, что сама не понимаю, что чувствую. Мне очень хотелось ответить, но я просто не знала, с чего начать. С Элиотом я тоже не общалась, не считая одного сообщения, отправленного с парохода по пути домой.

Вот и всё. Мне было очень трудно остаться одной в огромном доме Луизы без их звонков, без визитов Элиота. Но это было мне нужно. Побыть без них обоих. Это должно было помочь мне понять, что нужно делать.

– Ты невероятная, ты знаешь это? – спрашивает Рози. – Ты, мать твою, просто невероятная. Я знаю, ты думаешь, что всё накрылось медным тазом, Эм, но это не так. Ты просто открываешь новый этап, и не просто держишься, ты держишься изумительно.

– Ты так думаешь?

– Мать твою, ещё бы, – Рози накрывает мою ладонь своей. – У тебя не было никого, Эмми, и тот, кто должен был заменить тебе родителей, тобой воспользовался – но ты посмотри на себя. Ты просто бомба.

– Что-то я не чувствую себя бомбой.

– Да ты стебёшься, что ли? Ты столько пережила, не только за последнее время, а вообще. И смотри, какая ты. Сильная, мудрая, любящая и… я даже не знаю, как сказать, Эм, – она передаёт мне вино и наклоняет голову, будто хочет сказать: «Не стесняйся, пей залпом». – Послушай, ты влюблена в человека, который вот-вот женится, и вместо того чтобы появиться у него на пороге в пальто на голое тело и туфлях на каблуках, как сделала бы я, ты выбираешь ему костюм, проводишь время с его невестой, ты только что выяснила, что он тебе врал, и всё равно написала ему такую потрясающую речь, и этот подарок… – она смотрит на коробочку на столе. – Ты храбрая. Ты самоотверженная, смелая и сильная, и, Господи, стольким людям этого так не хватает. В том числе и мне, – она смотрит на меня, в уголках её глаз блестят слёзы. – Я фигею, что у меня такая подруга.