— Эдем?

— Они так назвали планету. Онатакая… райская. На самом деле.

Через несколько минут с нами вышлина связь. Лена представилась — ее узнали. Мы попросили разрешение на посадку,получили пеленг — и наши корабли синхронно ушли с орбиты вниз.

Никакого сравнения с «Сильваной» ипосадкой на Нигредо не было и в помине. «Феникс» садился сам, ему нетребовалось никакой взлетно-посадочной полосы — после снижения он перешел вгоризонтальный полет, потом завис на километровой высоте и стал медленно опускаться. Я с жадностью смотрел в обзорный иллюминатор.

Лес. До самого горизонта — зеленыйколышущийся полог. Кое-где проглядывали блюдца озер, голубые, но подернутыебело-зеленой ряской. Впрочем, на приют сумасшедших экологов Эдем ничуть непоходил — посадочное поле космодрома было безжалостно выжжено в лесной чаще.Тут явно не обошлось без какой-то тяжелой плазменной пушки, испепелившей вековыедеревья. Кораблей было немного — меньше десятка, причем небольших. Видимо,большая часть пилотов отсутствовала.

Уже когда мы совсем снизились, яувидел поселок. Небольшой — десятка три-четыре домов, самые большие — в дваэтажа. Единственная улица вела от космодрома к ближайшему озеру.

Когда корабли приземлились, язаглушил двигатели, похлопал рукой по пульту. «Феникс» становился мне все ближеи роднее, будто обжитой дом или старая машина, выносившая из многих передряг.

Может, собственное имя ему дать?

Выйдя из корабля, я поковырял носкомботинок землю — черную, спекшуюся. Кое-где в ней пробивалась свежая трава.Наверное, приходится регулярно выжигать поле…

Но пахло здесь не гарью. Пахлоцветами и травой. Воздух был удивительно свежий, вкусный — иногда такойчувствуешь в густом лесу или тайге, но часто ли горожанину удается выбраться внастоящий лес…

— Нравится? — окликнула меня Лена,подходя.

— Да… здесь хорошо… — Я посмотрел вчистое голубое небо. — И климат мягкий, да?

— Зима бывает, но очень теплая.Говорю же — райская планета.

Мы стояли, с удовольствием дышавоздухом Эдема — здесь это было отдельным развлечением, своего рода пиршеством.И смотрели, как приближается к нам маленькая открытая машинка — рама изметаллических труб, маленькие колеса, пластиковый капот, небрежно прячущий двигатель и прочую машинерию, два ряда сидений. По лесу,конечно, на такой не проедешь, проходимости никакой.

Вела машину рыжая женщина среднихлет. Обаятельная, улыбчивая, в брюках и светлой блузке без рукавов. С копнойярко-рыжих, солнечных волос на голове. Подъезжая, она помахала нам рукой,остановила машину, выпрыгнула и пошла навстречу.

— Привет, Рыжая! — окликнула ееЛена. И пояснила мне: — Это их лидер. Очень хороший пилот, кстати…

— Привет, Водила! — Женщиныобнялись.

Я поздоровался с ней за руку.Представился:

— Катран. То есть Валентин.

— Слыхала, — кивнула Рыжая. — Добропожаловать в Эдем! Вы надолго?

— Нам бы заправиться… перекусить…

— С этим проблем не будет, — кивнулаРыжая. — Забирайтесь в машину. Лена, но ты помнишь наши правила?

— Я полгода назад сдавала, —непонятно ответила Лена. — В прошлый визит.

— К тебе никаких вопросов. Но твойдруг…

Лена вздохнула. Посмотрела на меня:

— Катран, извини, мне надо былозаранее предупредить…

— Я думаю, он не обидится, —улыбнулась Рыжая.

— Вы о чем? — насторожился я,забираясь за ними в машину. Тоже явная самоделка, грубоватая, но надежная.

— Мы же тут все немного чокнутые, —усмехнулась Рыжая. — Пытаемся возродить человечество. Найти причину, по которойлюди здесь не размножаются.

— Ну и? — уже понимая, произнес я.

— Каждая женщина, посещающая Эдем,должна раз в год сдавать несколько яйцеклеток. Если нет противопоказаний,конечно.

— А каждый мужчина — сперму? —спросил я.

— Да. И если в этот момент у кого-тоиз наших женщин овуляция — то мы будем очень признательны… — Рыжая недоговорила, сделав вид, что сосредоточилась на управлении.

Хотя я думаю, она бы этой дорогойпроехала с закрытыми глазами.

— Рыжая, это уже свинство! —воскликнула Лена. — Ты извини, но мы с Катраном…

— Я понимаю, — кивнула Рыжая. — Еслиэто вам претит… если абсолютно исключено — мы не будем настаивать. Но мы были быочень признательны.

— Пусть решает Катран, — резкоответила Лена.

— А вот это нечестно, — сказалаРыжая. — Ты же понимаешь, в какое положение его ставишь?

— Рыжая, ну свинство это! — жалобносказала Лена.

— Водила, ты же понимаешь, что стоитна кону.

— Да ничего у вас не выйдет, —мрачно сказала Лена. — Мы все стерильны. Мы можем только летать и убивать.

— Лена… Твой друг прибыл недавно.Это может быть важным фактором.

— А искусственное оплодотворение отменили?— воскликнула Лена.

— Знаешь, всегда лучше добитьсярезультата естественным путем.

Лена посмотрела на меня. Покачалаголовой:

— Валя, извини. Но Рыжая, наверное,права. Тебе… придется. Придется переспать с кем-то из местных женщин… — Она насекунду замолчала. Потом добавила: — И если ты, зараза, не сделаешь немедленноскорбное лицо и не скажешь, что идешь на это только ради науки и спасениячеловечества — я тебе глаза выцарапаю!

— Я надеюсь, это… произойдет как-тов рабочем порядке? — спросил я Рыжую. — Или вы меня сейчас сразу повезете наслучку?

— Валентин, извините, если это сталодля вас неожиданностью, — ответила она. — Нет, мы пообедаем, поговорим.Отдохнем, если хотите. Определимся, с кем именно вы встретитесь. Ученыеподберут те условия эксперимента, который они хотели бы с вами провести…

— Если это все будет происходить насцене, то я улетаю, — твердо сказал я. — Знаете… хочется хотя бы иллюзииинтимности.

— Мы не вуайеристы и неэксгибиционисты, — пожала плечами Рыжая. — Мы ученые. Не беспокойтесь, Катран.

Обед нам накрыли в доме, где жилаРыжая. Дом был простенький, деревянный, такие садовые домики можно увидетьвокруг любого российского города. Две комнаты — одна небольшая спальня, другаягостиная. Кухня помещалась на открытой веранде — видимо, зимой ее утепляли.

Симпатичная молодая девушка молча иделовито сновала между верандой и столом, выставляя какие-то салатики, закуски,соки и компоты в стеклянных кувшинах, мясо в горшочках. На комоде в углу стоялайпод с маленькими колонками, негромко играла классическая музыка.Окна были открыты, свежий ветер шевелил занавески. Что-то похожее на орхидеицвело в горшках на подоконнике.