Из-за шкафа, делящего просторную комнату пополам, донессявысокий, совсем не старческий голос:

– Проходите сюда.

За письменным столом сидела женщина, словно выпавшая изшестидесятых годов. Аккуратная голова – укладка с начесом, так выглядели моипреподавательницы. Впрочем, и костюм у дамы учительский – из трикотажногоджерси светло-бордового цвета, отороченный бежевым кантом. Такие считалисьписком моды в начале шестидесятых. Круглое, спокойное лицо и нос картошкойукрашали самые простые очки в пластмассовой оправе. Глаза из-за стекол смотреливнимательно, если не сказать сурово. Больше всего к Соколовой подходило определение«строгая, но справедливая».

– Прошу садиться, – вежливо предложила Анна Перфильевна.

Несмотря на весьма преклонный возраст, ее невозможно назватьстарушкой или бабулей. Небось незнакомые на улице обращаются к ней «дама».

– Слушаю вас, – повторила бывшая судья, – изложите сутьдела.

Да, такой не сунешь под нос липовые корочки с кособокими«МВД» и журналисткой не прикинешься, потребует редакционное удостоверение.Придется играть другую роль.

Вынув из сумки носовой платок, я промокнула сухие глаза ипостаралась изобразить из себя клиническую идиотку. Мой брат, Николай Шабанов,был осужден судьей Соколовой на пять лет. Я же воспитывалась в детдоме иникогда с ним не встречалась. Теперь решила найти родственника, но оказалосьсложно. Никаких концов нет. Адрес может знать наша мама – Раиса Шабанова, ноона тоже не поддерживает со мной никаких отношений, даже не знаю, жива ли.Отчество родительницы забыла, у брата был другой отец, поэтому его отчествотоже неизвестно. Может, Анна Перфильевна помнит, в каком году слушалось дело?Последний шанс найти родных – через милицейский архив, адресное бюро даетсправку только при наличии всех паспортных данных…

Соколова слушала, не прерывая и не меняясь в лице.Сказывалась многолетняя судейская практика. Потом она спросила:

– Вас, кажется, Люба зовут?

– Нет, Людмила.

– Ну да, – сказала Анна Перфильевна, – перепутала, но мнепомнится, что вы младше Коли, а вам лет сорок…

Вот змея, угадала возраст с первого взгляда.

– Нет, нет, – замахала я руками, – просто я плохо выгляжу,болела много, лечилась.

Соколова вытащила из кармана абсолютно невозможную для такойженщины пачку «Собрания» и, выбрав зеленую сигаретку, произнесла:

– Отлично помню то дело. Странная история, непонятное потомповедение матери. А у вашего брата явные экстрасенсорные способности, он меняот смерти спас. Хотя тогда, в 1983 году, ни о каких биотерапевтах не слыхивали,и я не верила, а вот пришлось.

– У вас есть адрес Коленьки?! Дайте, пожалуйста.

Соколова покачала головой:

– Он исчез из моей жизни. Странная, мистическая история.

Я принялась судорожно всхлипывать и хвататься за сердце.

– Пожалуйста, расскажите, ничего не знаю ни о брате, ни оматери, умоляю вас.

Анна Перфильевна молча докурила и вздохнула.

– Собственно, секрета тут никакого нет. Однако вы малопохожи на Николая, он темноволосый, черноглазый, смуглый.

– Не знаю, – пожала я плечами, – бывает такое.

– Случается, – легко согласилась Соколова, – что ж, если вампоможет мой рассказ…

Анна Перфильевна пошла учиться на юридический по зову сердцаи всегда мечтала стать судьей. Не адвокатом, не прокурором, а именно судьей –справедливым, но безжалостным к преступникам.

За всю свою профессиональную карьеру Соколова ни разу непольстилась на взятки, хотя вначале предлагали неоднократно. Никогда не шла ина компромиссы, не обращая внимание на разные звонки «сверху».

Главным для судьи Соколовой была объективная истина. Делоизучалось внимательнейшим образом. Не секрет, что некоторые служители Фемидызаглядывают в папки с документами только на самом процессе. Анна Перфильевнаштудировала бумаги кропотливо, въедливо, трактуя все сомнения в пользуподсудимых.

Под ее строгой английской блузкой билось доброе сердце. АннаПерфильевна жалела всех, кто столкнулся с судебной машиной: и жертву, иподсудимого, и родственников. При малейшей возможности она старалась не топитьоступившегося. Но сильно ошибался тот, кто полагал, что добрейшая судьяпосмотрит сквозь пальцы на нарушение закона. Если вина оказывалась доказаннойполностью, Анна Перфильевна недрогнувшим голосом читала приговор.

Дело Шабанова выбивалось из привычного ряда. На первыйвзгляд – ничего особенного. Один подросток избил другого, но вот на второй…Нападавший преследовал, по его мнению, благородную цель – обращал приятеля вистинную веру. В 1978 году Страна Советов почти поголовно состояла из атеистов.Ни о каких «Белых братьях», «Аум Синрикё» и сайентологах никто и слыхом неслыхивал. Всяческие секты строго-настрого запрещались, да и в православнуюцерковь ходили тайком. А тут истово верующий подросток, абсолютно нераскаивающийся и ничего не боящийся.

Анна Перфильевна не поленилась узнать подробности о детствемальчика и выяснила, что мать, Раиса Шабанова, убив мужа-сектанта, отбываетсрок в лагере. Судья распорядилась доставить ее на процесс. Честно говоря,Соколова думала получить от нее особые показания, которые превратят подсудимогоиз обвиняемого почти в жертву. Но Раиса не оправдала ожиданий. Уткнув глаза впол, женщина монотонно твердила:

– Он хороший, животных любит.

А потом и вовсе отказалась говорить, сославшись нанездоровье.

Целый бой пришлось выдержать Анне Перфильевне с народнымизаседателями – врачом и военным. Всегда охотно соглашавшиеся с доводами судьи,на этот раз они встали стеной: подобным выродкам не место в Советской стране.

– Нужно давить эту заразу, как тараканов, – злиласьдокторша. – Он же социально опасен, он хуже убийцы.

– Согласен, – вторил военный. – Убийца уничтожает тело, аэтот мерзавец – душу. Вот если ваш ребенок попадет под влияние такого? Чтоделать станете, товарищ Соколова?

Анна Перфильевна только вздохнула. Семьи у судьи не было.

Процесс завершился небольшим скандалом.

Прошли годы, Анна Перфильевна почти забыла необычногоосужденного. Однажды холодным декабрьским вечером она, зябко кутаясь в теплыйхалат, пила горячий чай. Последнее время судью часто знобило, она даже ходила кврачу, но никаких особых болячек у нее не нашли.