Хлопая тапками, я добежала до комнаты с табличкой «Выписка».

– Муся, – завопила Маруся.

Я оглядела присутствующих: Ольга, Маня, Ирка, Катерина,Филя, Алиска. Все в жутких рубашках.

– Мудачье рогатое, – бушевала балерина, – ну завтра им малоне покажется. Филя, нашлешь на них настоящую чуму!

Санитарка приволокла огромный мешок.

– Берите одежку.

Ольга ткнула пальцем в пакет.

– Что это?

Нянечка потупилась:

– Ваши вещички в дезкамере побывали.

Морщась, Зайка засунула тоненькую ручку внутрь и выхватилажутковатого вида брючки – серые, в черных потеках и пятнах. Следом появилсямаленький свитерок, больше всего напоминающий дохлую мышку.

– Боже, – ахнула невестка, – у нас такого не было!

Но я уже узрела брошку в виде золотой ветви и мрачнопроизнесла:

– Это мое.

– При дезинфекции одежда линяет и может сесть, – приняласьоправдываться техничка. – Я ни при чем, как велят, так и делаю.

Мы молча рылись в мешке, отыскивая вещи. Наконец всеоблачились, и я не сумела сдержать смех. Алиска в жеваном платье цвета скисшегокефира. Зайка в слаксах, превратившихся в бриджи, и рубашечке всеро-буро-зеленую клетку. У Мани из пуловера торчат голые по локоть руки, аджинсы, ставшие из голубых отчего-то зелеными, не застегиваются. Филя так и несмог влезть в водолазку. Она теперь сгодится только для Барби. И у всехсморщенная обувь без каблуков, шнурков и стелек.

– Оделись? – весело спросил входящий доктор. – Ну ичудненько, теперь идите по аллейке до ворот, там такси поймаете.

Ни у кого, даже у Алиски, просто не нашлось слов.

– Давайте, давайте, – торопил врач, – все хорошо, что хорошозаканчивается.

– Что с Кешей? – закричала Маня.

– Все изумительно, – восторгался доктор, – переправили вдетское отделение и положили к ветряночникам. Завтра ему станет лучше.

Он буквально вытолкал нас на улицу. Пронизывающий холодмоментально залез под одежду. Клацая зубами, мы вылетели на проспект ипринялись махать руками. Но ни одна машина не собиралась останавливаться.

– Я бы тоже ни за что не взяла группу бомжей, – резюмировалаЗайка.

– Деньги у нас есть? – поинтересовался Филя. – У меня,например, ни копейки.

– Так наколдуйте быстренько, – не удержалась я.

Шаман побагровел.

– Ладно вам ругаться, – примирительно одернула меня Алиска ивытащила скукоженный кошелек, – у меня сто баксов.

Но появившаяся на свет бумажка оказалась девственно-чистой.Дезкамера превратила стодолларовую банкноту в обычный листок.

Тут из ворот больницы вырулила труповозка. Машинапритормозила, и женщина-шофер осведомилась:

– Из инфекции выписали?

– Да, – закричали мы на разные голоса, – подвезите до дому.

– Садитесь, – велела женщина.

Мы разом влезли в труповозку.

– Для нас самый сейчас подходящий транспорт, – вздохнулаОльга, – попросим ее подождать у дома, пока за деньгами сбегаем.

– Вот, – тихо сказала Ирка, вытаскивая из кармана мятую, носовершенно целую нашенскую пятисотрублевую банкноту. – Дарья Ивановна утромдала на бытовую химию, а я купить не успела.

– Надо же, – восхитилась Алиска, рассматривая бумажку, – аеще говорят, что их доллар – деньги. Да перед нашими он просто говно!Рублики-то никакая дезинфекция не берет!

Утром, спустившись в столовую, мы с Зайкой принялисьоценивать ущерб. Все стены в потеках, мебель и ковры липкие. Но хуже всеговыглядели животные. Пуделиха превратилась в огромный клейкий шар, мопсбезостановочно чихал и кашлял. Снап, с виду совсем нормальный, пластом лежалпод креслом, Банди постоянно рвало, а йоркширская терьерица, обладательницароскошной серо-золотой шерсти, сильно смахивала на мокрую кошку. Впрочем, вочто превратились наши киски, пока не знаю. Клеопатра и Фифина куда-топодевались.

Пришлось вызывать одновременно ветеринара и собачьегопарикмахера.

Время подбиралось к двенадцати, но никто из специалистов непоказывался.

Увидав, что я то и дело бросаю взгляд на часы, Филяпредложил:

– Езжайте по делам, за животными пригляжу.

Я секунду колебалась. Зайка поехала к Кеше, у Алискирепетиция, Маня в школе…

– Разве вам никуда не надо?

Колдун покачал головой:

– До пятницы абсолютно свободен.

Невольно я улыбнулась: надо же, читает книжку проВинни-Пуха.

Филипп рассмеялся:

– Белоснежку, Пиноккио и Красную Шапочку тоже проходил.

Неожиданно на душе у меня стало легко, ноги быстро понеслиськ двери, за спиной словно развернулись два крыла. Не понимая, отчего впалавдруг в эйфорию, я благодушно крикнула на бегу:

– Спасибо, Филечка, постараюсь долго не задерживаться.

– Не тревожьтесь, – продолжал смеяться шаман, – и пусть Лумовас не покинет.

– Кто? – изумилась я, стоя на пороге.

– Лумо, дух, приносящий бодрость и хорошее настроение, –пояснил Филипп, – попросил его сегодня сопровождать вас.

Уж не знаю, был ли тому причиной таинственный Лумо, но доГришаевской набережной, где находился колледж, добралась всего за двадцатьминут. Светофоры приветливо моргали зеленым, гаишники улыбались, солнцесветило, и радио передавало на редкость бравурные мелодии.

В учебной части хорошенькая девчонка приветливо сообщила:

– Анна Перфильевна Соколова сейчас на кафедре, двестивосьмая комната. Только, если хотите отсрочить сдачу курсовой, лучше и непытайтесь, никому не разрешает, принципиальная очень.

В полном восторге я взлетела на второй этаж. Говорят, что яотлично выгляжу, но давно уже никто не принимал меня за студентку. Пустячок, априятно!

Дверь в нужную аудиторию открыта.

Заглянув внутрь, я громко спросила:

– Можно видеть Анну Перфильевну?