Значит, Николай Шабанов был осужден «за веру». Лучшегоподарка религиозному фанатику придумать трудно. Ореол мученика прибавляет такимлюдям силы. Интересно, в спецПТУ он тоже пытался заниматься «обращением»? Главу«путников» зовут Николаем, и Людмила Шабанова – член секты. Напрашивался толькоодин вывод. После освобождения брат каким-то образом отыскал сестру и подчинилсвоей воле. Но благодаря Сергею Филипповичу я теперь знаю, где искать адресНиколая. Скорей всего он есть у Раисы, сын и мать, конечно же, поддерживаютотношения.

Не задерживаясь в городе, я выехала на шоссе и понеслась вЛожкино. Угрюмый следователь Николай Васильевич, вот кто может помочь.

Капитан оказался в комнате не один. Напротив него на краешкестула сидел совсем молодой паренек, можно сказать, мальчишка. Лицо его украшалимногочисленные синяки, царапины и ссадины.

Увидав меня, следователь расплылся в улыбке и велел парню:

– Уходи и делай выводы.

Подросток выскользнул в дверь.

– Воспитанием поколения пепси занимаетесь, – улыбнулась я. –А что же детская комната?

Николай Васильевич крякнул:

– Это наш оперативник.

– Такой молодой!

– Уже в армии отслужил, козел!

– Почему козел?

Капитан рассмеялся, вытащил «Мальборо».

– Ну посудите сами.

Сегодня рано утром молоденький сотрудник должен былсопровождать преступника на следственный эксперимент. Вор-домушник ограбилквартиру, а хозяйку связал и запер в ванной. И вот теперь его следовалодоставить на место происшествия, чтобы подозреваемый показал, как и чтопроисходило в тот день.

Накануне вечером оперативник славно погулял на свадьбе ублизкого друга, закусил, потанцевал и, конечно же, от души выпил. Если говоритьточнее, изрядно перебрал, до полного отсутствия рефлексов. Утром проспал, вскочилв половине девятого и небритый, нечесаный, в помятом свитере да грязных джинсахрванул на работу.

Подследственного же из СИЗО привезли как назло аккуратновыбритым, в строгом костюме, при галстуке. Воришка благоухал одеколоном исверкал напомаженной шевелюрой.

Приковав к себе наручниками уголовника, опер, охая отголовной боли и распространяя стойкий аромат алкоголя, вошел в пострадавшуюквартиру.

И здесь произошло непредвиденное. С криком «Ах ты, гадползучий» хозяйка накинулась с кулаками на… опера. Воришка покатывался сосмеху, глядя, как озверевшая баба молотит кулаками милиционера по лицу, яростновыкрикивая: «Будешь знать, сволочь, как честных людей грабить». Конвойныекое-как оторвали потерпевшую. Поняв ошибку, хозяйка стала извиняться, но следственныйэксперимент все равно не состоялся.

– Молодой очень, – вздыхал Николай Васильевич, – вот и незнает, что для подследственных выезд из СИЗО – важнейшее дело. В камере икостюмчик найдут, и одеколончик, и носовым платком снабдят, чтобы приличновыглядел… А вы с чем пришли, Дарья Ивановна?

– Скажите, Николай Васильевич, можете затребовать дело изархива?

– Какой срок давности и кто занимался?

– Вот год не назову, судью звали Анна Перфильевна.

– О-о! – живо отреагировал Николай Васильевич. – Соколова!

– Знаете такую?

– Ну кто же ее не знает. Кровушки у сотрудников литрывыпила. Никаких адвокатов ей не требовалось, в делах копалась сама, любуюнеувязку с ходу видела. Доставалось нашим от нее по полной программе. Чуть что,заявляет: «Нас поставили соблюдать социалистическую законность», и бац – делона доследование. Начальство на всех совещаниях взывало: «Оформляйте дела так,чтобы Соколова не придралась!» Я-то ее застал, когда она уже в городском судеработала. Въедливая баба. Если видела хоть малейший повод отпустить –моментально освобождала. И никто ей не указ, никого не боялась. Теперь такихсудей что-то я не вижу.

– Почему вы о ней в прошедшем времени говорите? – осторожнопоинтересовалась я.

– На пенсию ушла, – пояснил Николай Васильевич, – сейчас вюридическом колледже преподает, стара уже, а голова ясная, память крепкая, делапомнит! Вы с ней сначала поговорите. Только зачем вам?

– Устроилась на работу в газету, редактор заказал раскопатьинтересный материал о процессе прошлых лет, сектанта судили…

– А… – успокоился капитан. – Пишите, конечно, люди любят протакое читать…

Получив адрес колледжа, где трудилась «железная» Соколова, япоехала домой.

В холле сиротливо стоял небольшой кожаный чемодан. Аркашкавернулся из Индии. Я поднялась к нему в комнату.

– Как поездка?

– Хорошо, – вяло ответил Аркадий, лежа в кровати.

Я насторожилась. Занавески задернуты, свет не горит. Лицосына непривычно красное, глаза лихорадочно блестят.

– Да ты заболел!

Сунутый под мышку градусник показал через минуту ровносорок. Внезапно Кешу начало тошнить. Перепугавшись, я вызвала «Скорую».

Молоденькая докторица, чуть выше Маруси ростом, войдя вкомнату, сразу же попросила:

– Раздерните шторы.

В свете уходящего дня стало видно, что лоб и щеки Аркашкипокрывают жуткого вида нарывы. Причем выскочили они только что, буквально запоследние десять минут.

Девчонка растерянно обозревала больного, потом честнопризналась:

– Я в затруднении, сейчас вызову более опытных.

Через полчаса появилась дама лет пятидесяти, с грузнымлицом. Уставившись на почти потерявшего сознание Кешу, она пробормотала:

– Ну и ну, что за дрянь такая?..

Потом ее взгляд упал на использованный билет Аэрофлота,валяющийся на тумбочке, и она спросила:

– Откуда вернулся?

– Из Индии.

Врач моментально выскочила в коридор и, схватив телефон,заорала:

– Восемнадцатая, немедленно ко мне, тревога номер два.

Я ничего не понимала.

– С кем контактировал больной? – накинулась на меняэскулапша.

Я пожала плечами:

– Ни с кем, его жена на работе, сестра болеет, дети с нянейв доме отдыха.