– Мне не по себе от этой жары, – произнес Спенглер. Онвытащил из кармана платок, вытер пот. Казалось, по поверхности зеркала прошламелкая рябь… или все это плывет перед глазами?

– Затем паренек сказал, что он хочет глоток воды… глотокводы, ради всего святого… – Карлин повернулся и уставился на Спенглера дикимвзглядом полубезумца. – Но как я мог знать?!

– Где у вас уборная? Мне кажется…

– Его свитер… Он мелькнул в лестничном пролете, когдамальчик сбегал по ступеням… когда… -…кажется, я болен…

Карлин потряс головой, словно отгоняя наваждение, затемвновь уставился в пол, пробормотал:

– Да-да, конечно. Третья дверь слева, как опуститесь навторой этаж. – Он взглянул верх с мольбой и отчаянием: – Но Боже, как я могЗНАТЬ тогда?!

Но Спенглер уже ступил на стремянку. Под его весом что-тотреснуло, и на секунду Карлин подумал – понадеялся – что лестница упадет. Ноэтого не произошло. Сквозь проем в полу Карлин видел, как Спенглер медленноспускался, прижимая ладонь ко рту…

– Спенглер!

Поздно. Ушел.

Карлин прислушался к эху шагов; оно становилось все тише итише и, наконец, затихло. Карлин вздрогнул. Он попытался двинуться к лестнице,но ног не слушались. Этот мелькнувший свитер ребенка… Боже!

Будто невидимая рука чудовищной силой сжала его голову иповернула ее в зеркалу. Сам того не желая, Карлин уставился в колеблющиесяглубины Де Ивера.

Там ничего не было.

Лишь отражение комнаты, пыльные углы подергивают, словно всеготово провалиться в неведомую бездну, в таинственную Вечность… Отрывокполузабытого стиха Теннисона всплыл в сознании Карлина, и он пробормотал: –«мне навевают тени страх», – сказала леди…»

Он не мог оторвать взгляда от зеркала, спокойная глубинапритягивала и манила. Слева от рамы чучело буйвола пялило на него свои плоскиеобсидиановые глаза.

Мальчик хотел воды, фонтан находился на первом этаже; онспустился по ступенькам и…

Никогда.

Никуда не вернулся.

Как герцогиня, что решила сходить в гостиную за ожерельем,как коммерсант, который пошел к своему экипажу – и оставил после себя лишьпустую коляску и пару запряженных в ней лошадей.

И зеркало Де Ивера было в Нью-Йорке с 1897 по 1920, когдаДжуди Кратер…

Карлин смотрел как зачарованный в колышущуюся глубину.Сзади, внизу глядел в пустоту бесстрастный Адонис.

Он ждал Спенглера, как семья Бейтсов своего сына, как мужгерцогини – возвращения своей жены из гостиной… Он напряжено глядел в зеркало иждал… И ждал… и ждал…

Космический корабль Федерации «Эй-Эс-Эн/29» [Эй-Эс-Эн (ASN)– Atomic Strike Net, сеть подразделений. задействованных для нанесения ядерногоудара] упал с небес и разбился. Спустя какое-то время из треснувшего пополамкорпуса, словно мозги из черепа, выползли два человека. Сделали несколькошагов, а затем остановились, держа шлемы в руках и оглядывая то место, гдезакончился их полет.

Это был пляж, но без океана. Он сам был, как океан –застывшее море песка, черно-белый негатив поверхности навеки замерзшего моря вгребнях и впадинах, гребнях и впадинах... Дюны...

Пологие, крутые, высокие, низкие, гладкие, ребристые. Дюны сгребнем острым, точно лезвие ножа, и гребнем размытым, почти плоским,извилистые, наползающие одна на другую – дюна на дюне, вдоль и поперек. Дюны.Но никакого океана. Прогалины, или впадины, между этими дюнами были сплошьиспещрены извилистыми мелкими следочками каких-то грызунов. Если смотреть наэти кривые прерывистые линии достаточно долго, начинало казаться, что читаешьнекие таинственные письмена – черные слова на белом фоне дюн.

– Проклятие... – выругался Шапиро.

– Ты погляди, – сказал Рэнд. Шапиро хотел было сплюнуть,затем передумал. Вид этого песка заставил его передумать. Незачем тратитьвлагу, тут ею, похоже, не пахнет Завязший в песке «Эй-Эс-Эн/29» уже не походилна умирающую птицу, он напоминал лопнувшую тыкву, чрево которой зияло чернотой.Произошло возгорание, находившиеся с правого борта грузовые отсеки с горючимвзорвались и выгорели дотла.

– Да, не повезло Граймсу... – сказал Шапиро.

– Ага. – Глаза Рэнда все еще обшаривали бескрайнее морепеска, тянувшееся до самого горизонта.

Граймсу действительно не повезло. Граймс был мертв, Граймсявлял собой сейчас не что иное, как большие и маленькие куски мяса, разбросанныепо всему багажному отсеку. Шапиро заглянул туда и подумал: Словно сам ГосподьБог захотел съесть Граймса, пожевал, попробовал, решил, что не очень вкусно, ивыплюнул. Шапиро почувствовал, что и его собственный желудок выворачиваетнаизнанку. От одной этой мысли, а также при виде зубов Граймса, разлетевшихсяпо полу багажного отсека.

Теперь Шапиро ждал, что Рэнд скажет что-нибудь умное иподобающее случаю, но тот молчал. Глаза Рэнда продолжали обшаривать дюны,изгибы темных впадин между ними.

– Эй! – окликнул его Шапиро. – Что будем делать, а? Граймспогиб, теперь ты командир. Что делать?..

– Делать? – Глаза Рэнда продолжали впиваться в мертвоепространство, изрезанное дюнами. Сухой напористый ветер шевелил прорезиненныеворотники специальных защитных костюмов. – Если у тебя нет волейбольного мяча,тогда не знаю.

– О чем это ты?

– А что еще делать на пляже, как не играть в волейбол? –ответил Рэнд. – Играть в волейбол, именно...

Шапиро неоднократно испытывал чувство страха во времяполета, был близок к панике, когда на корабле начался пожар, но теперь, глядяна Рэнда, почувствовал, что его объял пронзительный невыразимый ужас.

– Большой... – мечтательно произнес Рэнд, и на секундуШапиро показалось, что товарищ имеет в виду обуявший его, Шапиро, ужас. –Просто чертовски огромный пляж. Похоже, конца ему нет. Можно пройти сотню мильс серфинговой доской под мышкой и так никуда и не прийти. И все, что увидишь,это шесть-семь собственных следов за спиной. А стоит постоять минут пять, так иих не увидишь, все песком засыплет.

– А ты успел захватить топографический план местности передтем... как мы упали? – Рэнд просто в шоке, решил Шапиро. В шоке, но несумасшедший. И если понадобится, он сумеет привести его в чувство. А если Рэнди дальше будет нести всякую чушь, он, Шапиро, вкатит ему укол, вот и все. – Тывидел на нем...

Рэнд покосился на него и тут же отвернулся.