Я встала и подошла к окну. Два пикапа ехали по дороге. Вкузовах сидели люди, и казалось, что у всех них в руках ружья и каждую парусекунд они палят в небо. Последовала яркая вспышка, затем раздался жуткийгрохот. По тому, как мужчины (я считаю, что это были мужчины, хотя не могусказать наверняка) раскачивались из стороны в сторону — и по тому, какгрузовички болтало из стороны в сторону, — я бы сказала, что вся эта компаниябыла чертовски пьяна. Узнала я и один из грузовичков.

Что?

Нет, я не собираюсь рассказывать тебе этого — у меня и своихпроблем достаточно. Я не хочу вмешивать кого-нибудь еще, кроме себя, в это делос пьяной пальбой. В конце концов, может быть, я и обозналась.

Как бы там ни было, я подняла окно, когда увидела, что оницелятся в низко висящие облака, а не во что-то конкретное. Я подумала, что ониразвернутся на широкой площадке у подножия нашего холма. Так они и сделали.Один из грузовичков чуть не перевернулся ~ ну разве это не было смешно!

Они вернулись, вопя и непрерывно стреляя. Сложив рукирупором, я крикнула что есть мочи:

— Убирайтесь отсюда! Не мешайте людям, которые пытаютсязаснуть! — Один из грузовичков так занесло, что он чуть не съехал в кювет. Такчто мне кажется, я тоже здорово напугала их. Один из мужчин, стоявший в кузовеэтого грузовичка (тот, которого, как мне показалось, я узнала), вылетед заборт. У меня отличные легкие, и я спокойно могу перекричать всех их вместевзятых, если захочу.

— Убирайся с Литл-Толла, ты, проклятая убийца! — выкрикнулкто-то из них и пальнул в воздух. Но мне кажется, они просто хотели показатьмне, какие они крутые ребята, потому что больше не повторили своей выходки… Яслышала, как шум моторов удалялся в направлении городка — и того проклятогобара, открывшегося в прошлом году, — мужчины раскачивались, размахивали рукамии кричали, ну вы же знаете, как ведут себя пьяные мужики.

Что ж, это развеяло все мое плохое настроение. Я уже большене боялась и уж, конечно, не хотела больше плакать. Я разозлилась, но неутратила способности думать и понимать, почему люди делают то, что делают.Когда моя ярость достигла предела, я остановила ее воспоминанием о СэммиМаршане, о том, как выглядели его глаза, когда он стоял на коленях на лестницеи увидел мою комбинацию, а потом посмотрел на меня, — такие же темные, какокеан перед штормом, такие же, как у Селены в тот день в огородике.

Я уже знала, что мне предстоит вернуться сюда, Энди. Нотолько после того, как уехали эти мужчины, я перестала тешить себя надеждой,что еще моту выбирать, что сказать, и что у меня есть путь к отступлению. Японяла, что мне придется рассказать обо всем. Я легла в постель и мирнопроспала до четверти девятого. Это было моим самым поздним пробуждением с техпор, как я вышла замуж. Наверное, я отдыхала перед столь длинным ночнымразговором,

Проснувшись, я намеревалась сделать это как можно скорее —горькое лекарство лучше принимать сразу, — но что-то отвлекло меня от этоймысли, прежде чем я вышла из дома, иначе я давно уже рассказала бы вам своюисторию.

Я приняла ванну и, прежде чем одеться, включила телефон.Ночь прошла, и я чувствовала себя достаточно бодрой. Я решила, что если кто-тозахочет позвонить и оскорбить меня, то я и сама смогу отпустить в его адреспарочку ругательств. Уверена, что не успела я еще надеть чулки, как телефондействительно зазвонил. Я сняла трубку, готовая дать отпор кому бы то ни было,когда женский голос произнес:

— Алло? Могу я поговорить с мизс Долорес Клейборн?

Я сразу же поняла, что звонят издалека, но не только из-зашума, отдающегося эхом в трубке. Я поняла это потому, что никто на острове неназывает женщин «мизс». Вы можете быть «мис», а можете быть и «миссис», ноникак уж не «мизс».

— Это я.

— Вам звонит Алан Гринбуш, — продолжала женщина.

— Забавно, — заметила я, — вы вовсе не похожи на АланаГринбуша.

— Это звонят из его офиса, — сказала она, как будто я быланеимоверной тупицей. — Вы будете разговаривать с мистером Гринбушем?

Она застала меня врасплох, я даже не сразу уловила имя — язнала, что слышала это имя прежде, но не могла вспомнить — где.

— А в чем, собственно, дело? — спросила я. Возникла пауза,как будто говорившей нельзя было раскрывать информацию подобного рода, а потомона сказала:

— Мне кажется, это касается миссис Веры Донован. Так выбудете разговаривать, мизс Клейборн?

Затем до меня дошло — Гринбуш, человек, присылавший все этипухлые заказные письма.

— Ага, — ответила я.

— Простите? — не поняла она.

— Буду, — сказала я.

— Благодарю, — послышалось в ответ. Затем последовал щелчок,и я осталась стоять в нижнем белье. Ожидание продлилось недолго, но мне этопоказалось вечностью. Как раз перед тем, как он заговорил, я подумала, чторазговор пойдет относительно тех случаев, когда я подписывала бумаги вместоВеры, — они поймали меня. Это было вполне возможно; разве вы не замечали, какодно несчастье влечет за собой другие?

Наконец Гринбуш отозвался:

— Мисс Клейборн?

— Да, это Долорес Клейборн, — ответила я.

— Вчера мне позвонили из местного отделения полиции наЛитл-Толле и сообщили, что Вера Донован умерла, — сказал он, — Было уже поздно,когда я узнал об этом, поэтому я подождал до утра, чтобы позвонить вам.

Я подумала, что на острове есть люди, которые не особеннозаботятся, в какое время они звонят мне, но, конечно же, я не сказала этоговслух.

Откашлявшись, он продолжил:

— Пять лет назад я получил письмо от миссис Донован, вкотором содержалось указание сообщить вам о состоянии ее имущества в течениедвадцати четырех часов после ее смерти. — Он снова откашлялся и добавил: — Хотяя потом частенько разговаривал с ней по телефону, это было последнее письмо,полученное от нее.

У него был сухой, нервный голос. Такой голос невозможнослушать.

— О чем вы говорите? — удивилась я. — Оставьте все этиотступления и наконец скажите мне!

Он мне сказал:

— Я рад сообщить вам, что, кроме небольшого пожертвования насиротский приют в Новой Англии, вы единственная наследница, указанная взавещании миссис Донован.

У меня пересохло в горле; единственное, о чем я могладумать, так это то, как она все же попалась на трюк с пылесосом.

— Позднее сегодня вы получите подтверждающую телеграмму, —произнес он, — но я рад поговорить с вами еще до ее получения — миссис Донованочень настаивала на своем желании по этому вопросу.