из имеющихся у нас знаний об этом периоде, армии Алариха помогали в ее походе на юг некие люди «в бурых одеждах». Это вполне могли быть христианские монахи, исповедующие арианство, то есть отрицающие полноценную божественность Христа. Они считали ошибочными верованиями как язычество, так и никейскую форму христианства, ставшую к этому времени официальной религией Восточной Римской империи. Возможно, именно эти монахи и подстрекнули Алариха разрушить святилище в Элевсине, а также святые для язычников места в Коринфе и Олимпии. По мнению Харламбоса Буроса, греческого историка и реставратора, умершего в 2016 г., также возможно, что «когда Аларих вошел в Афины … жгучее желание разрушать древние храмы еще не утихло» и было обращено на Парфенон.

Однако Манолис Коррес, играющий, как ранее профессор Бурас, важную роль в деятельности по сохранению памятников Акрополя, склоняется к противоположной точке зрения: он считает, что самые серьезные повреждения внутри и снаружи Парфенона были причинены во время набега герулов. Ламбрини Хиоти, которая, вероятно, знает об истории с герулами и ее последствиях больше, чем кто бы то ни было, в целом согласна с этим, но признает, что окончательного ответа на этот вопрос у нас по-прежнему нет.

Тот факт, что некоторые труднодоступные метопы, расположенные на южной стороне Парфенона, остались в целости, может быть доказательством того, что остальные семьдесят девять были повреждены проходящей армией, будь то в 267 или в 396 г. Если бы речь шла о хладнокровном решении уничтожить эти скульптуры, принятом в какой-то момент местными властями, они наверняка довели бы дело до конца. К тому же руководители Афин оставались язычниками – и не скрывали этого – еще значительную часть V в.

По мере роста могущества и числа приверженцев христианства во всем Восточном Средиземноморье снижалось относительное значение Афин, бастиона старой религии. Однако в начале V в. мы с удивлением обнаруживаем в Афинах позднеримской эпохи последний всплеск строительной активности. Что бы ни происходило в других местах, город оставался прибежищем состоятельных и предприимчивых учителей платонизма, многие из которых были к тому же мистиками и священнослужителями. Это обстоятельство подтвердили замечательные археологические находки, сделанные во время восстановления города после 1945 г.

Возможно, самая красивая из магистралей нынешних Афин – улица, названная в честь Дионисия Ареопагита, одного из немногих граждан города, быстро уверовавших в христианские идеи, которые проповедовал апостол Павел. В 2000 г., когда эту улицу с ее великолепными особняками с мраморными фасадами закрыли для автомобильного движения, создав для туристов приятный, мощенный булыжниками путь к входу на Акрополь, она стала еще престижнее.

В 1955 г., когда меняли направление этой улицы, было сделано важное археологическое открытие. Археологам приходилось работать в спешке, так как дорожные работы считались срочными. Они нашли одно из самых роскошных имений, относящихся к позднеримскому периоду истории Греции. Особняк состоял из двадцати двух комнат, расположенных вокруг двух двориков. В одном особенно богато отделанном помещении был разноцветный мозаичный пол и небольшой подковообразный бассейн. В имении была и маленькая частная баня с холодным, теплым и горячим залами; она представляла собой позднейшую пристройку к исходному зданию.

Еще поразительнее то обстоятельство, что оказалось возможным установить, не вполне несомненно, но с достаточно высокой долей уверенности, имя человека, жившего в этой шикарной резиденции: это был философ, священнослужитель, целитель и мудрец Прокл, бывший в V в. главой неоплатоновской Академии и остававшийся в течение долгого времени властителем дум Афин. Благодаря биографии, написанной одним благодарным учеником[120], мы знаем о нем весьма многое. Он был олицетворением Афин как центра языческой мысли и практики в эпоху, когда христианство теоретически устанавливало свое господство над всей Восточной Римской империей. Как пишет Франц, «Афины вполне естественно были последним и самым упорным бастионом язычества в Римской империи».

Утверждается, что Прокл считал расположение своего жилища «чрезвычайно благоприятным», потому что оно находилось недалеко от алтаря бога-целителя Асклепия, а также от театра и святилища Диониса, также восстановленного и еще более украшенного язычниками в этот период, отличавшийся демонстративной ориентацией на прошлое. Кроме того, имение Прокла было хорошо заметно с Акрополя. Прокл не только любовался видом медицинского святилища; рассказывают, что молитва, которую он вознес к Асклепию у его местного алтаря, излечила больную женщину.

Какие же идеи о глубинной природе вещей распространял Прокл из своего благоустроенного жилища? Подобно многим другим, жившим до и после него, он поддерживал жизнь в интеллектуальном наследии Платона, учившего в Афинах лет за восемьсот до него. Однако в отличие от некоторых нынешних толкователей Платона Прокл видел в культе великого деятеля классической философии не просто умственные упражнения, но духовное призвание. «Диалоги» Платона воспринимались как религиозные тексты. Сегодня мы восхищаемся тем, как Платон использовал человеческий разум для разрешения важнейших вопросов без ограничений, накладываемых богословскими догмами. Но на протяжении по меньшей мере тысячелетия после жизни Платона к нему зачастую относились совсем иначе. В нем видели основателя религии, а не системы рационального мышления.

Как и у других мыслителей, которых мы теперь называем неоплатониками, у Прокла была теория бытия, по которой в центре всего сущего находится то Ген (τό Ἕν), то есть Единое. Единое само по себе не существо, но причина существования всего. Поскольку у всех отдельных сущностей есть общий источник – Единое, – между ними имеется общность. Прокл добавил к этой теории концепцию промежуточных сил, называемых генадами (ἑνάδες), которые обеспечивают бытие отдельных вещей. Эта идея дала удобную возможность найти в картине мироздания место для традиционных греческих богов, подобных Аполлону: их можно было считать генадами.

Около 1970 г. на более низких северных склонах Ареопага были найдены крупные остатки трех почти столь же изысканных резиденций (и еще одной, от которой осталась только апсида). Как и в предполагаемом доме Прокла, в этих особняках были центральные залы и дворики, в которых могли проходить учебные и религиозные собрания. По одной из возможных версий, эти здания использовались для обучения философами, жившими еще позднее, чем Прокл, – например, Дамаскием, который, как считается, обеспечил последний расцвет Академии и привлек в нее лучших мыслителей всего эллинистического мира.

Прокл и другие проживавшие в особняке под Акрополем собрали внушительную коллекцию скульптуры, в общей сложности одиннадцать произведений разных эпох – от IV в. до н. э. до III в. н. э. Как обнаружили археологи, восемь из них были брошены в колодцы. Франц считала, что хозяева-язычники оставили дом, спасаясь от нового христианского порядка, но питали «надежду, что когда-нибудь обстановка может измениться и языческие украшения вновь займут почетное место».

Но этого не случилось. Археологические находки доказывают, что по меньшей мере несколько десятилетий перед тем, как дом был окончательно разрушен и покинут, его занимали христиане. В мозаику, украшавшую пол в столовой, был добавлен крест, а бассейн