пути. Однако представляется несомненным, что Василий проделал долгий путь, специально чтобы поклониться Панагии Афинской (Παναγία η Αθηνιώτισσα)[129]: именно это название вскоре стало общепризнанным для изображения Пресвятой Девы в Парфеноне. Его визит чрезвычайно сильно повысил престиж Афин. Одним из его косвенных последствий было повторное основание монастыря в Дафни, приблизительно в 11 километрах к западу от Афин. Его простые, суровые изображения Христа и святых входят в число самых сильных сохранившихся произведений религиозного искусства этого периода. Одно время считалось, что монастырь был восстановлен по распоряжению Василия; теперь это событие относят к более позднему времени, около 1080 г., и связывают с общим подъемом духовного статуса Аттики, которому дал толчок приезд императора.

Хотя в 1990 г. Дафнийская обитель была включена в Список всемирного наследия ЮНЕСКО, она остается одним из недооцененных сокровищ окрестностей Афин. Сейчас ее посетители видят по большей части превосходные образчики искусства и архитектуры XI в., но история этого места уходит гораздо дальше в прошлое. Изначально это был храм Аполлона, расположенный на полпути в Элевсин; одна из ионических колонн, поддерживавших его здание, до сих пор остается в целости, а остальные увез лорд Элгин, британский дипломат начала XIX в., более известный захватом других исторических реликвий. Тем не менее монастырь все еще остается великолепным сооружением, позволяющим ощутить достижения и духовные устремления многих разных эпох. Тысячу лет назад Афины вовсе не были глухой провинцией – во всяком случае, в религиозном и эстетическом отношении.

В восторженных описаниях Парфенона, оставленных паломниками, особенно после 1100 г., уделяется особе внимание светильнику, который, как утверждается, вечно горел в храме и не требовал добавления масла. Одно из таких упоминаний находится у англосаксонского путешественника Зевульфа, который проезжал через Грецию по пути в Святую землю в 1102 г., вскоре после Первого крестового похода. Он упоминает, что в Афинах проповедовал и обратил в христианство Дионисия Ареопагита апостол Павел, а затем прибавляет: «Там есть церковь Блаженной Девы Марии, в ней лампада, в которой масло постоянно горит, но никогда не уменьшается в количестве»[130]. Идет ли речь о свидетельстве очевидца или лишь пересказе того, что ему рассказали, когда он находился поблизости, неясно.

Изучение христианского Парфенона и других христианских памятников, существовавших в Афинах в то же время, – дело деликатное и неоднозначное. Во всяком случае, этот период истории города удостаивается лишь малой доли того внимания, которое обращают на классическую эпоху. Такой же акцент явно заметен и в информации, которую предлагают сейчас туристам. В продающемся у входа на Акрополь пятидесятистраничном путеводителе тому тысячелетию, в течение которого цитадель была христианским памятником, уделяется две строчки; почти все остальное место отведено тем приблизительно восьмистам годам, когда в Парфеноне стояла сверкающая статуя Афины, воздвигнутая около 430 г. до н. э.

Те, кто все же изучает христианскую эпоху, часто придерживаются полярных взглядов. Манолис Коррес, признанный авторитет по всем периодам истории Парфенона, утверждает, что, по меркам преобразований святилищ из языческих в христианские, переделка афинского храма была сравнительно безболезненной. Профессор Джон Поллини из Университета Южной Калифорнии занимает прямо противоположную позицию. Он терпеть не может того, в чем можно заподозрить предвзятость, и утверждает, что христиане причинили гораздо больше ущерба, чем принято считать. По результатам изучения сохранившихся скульптур Парфенона в Британском музее и Музее Акрополя он пришел к заключению, что бессмысленное, как он говорит, осквернение произведений языческого искусства христианами было расчетливым и систематическим. Он сомневается в правоте теории, утверждающей, что эти разрушения были совершены в пылу страсти готами Алариха во время их нашествия в 396 г. или даже были функционально необходимы для перестройки здания. Он подозревает, что имела место активная кампания разрушения по идеологическим мотивам, причем она могла проводиться на несколько столетий позже, возможно под влиянием иконоборчества.

Как мы уже видели, Парфенон украшали три основные группы скульптур: треугольные фронтоны, венчавшие передний и задний фасады, небольшие метопы, расположенные непосредственно под ними, и панорамный фриз, проходивший по всему периметру храма поверх внутренней колоннады. Когда Парфенон приспосабливали к новой роли, западный фронтон с изображением состязания между Афиной и Посейдоном остался нетронутым, а центральную часть восточного удалили, чтобы освободить место под апсиду. Исчезла и ключевая часть фриза – центральная плита, сюжет изображения которой породил столько споров в XXI в. Именно этот участок американский антиковед Джоан Бретон Коннелли считала сценой принесения в жертву дочерей царя Эрехтея. Этот фрагмент не был уничтожен: он оказался встроен в одну из крепостных стен Акрополя, вновь найден лишь пару столетий назад и отправлен в Англию в числе многих других скульптур Парфенона, как считают многие, неправомерно.

Другие части фриза были по большей части оставлены на месте, если не считать тех участков, которые удалили, чтобы проделать окна. Как уже отмечалось, больше всего пострадали метопы: те из них, которые были расположены на северной, западной и восточной сторонах, были сильно повреждены; сохранились только южные. Правда, одна из северных метоп осталась сравнительно нетронутой; согласно одной из существующих теорий, ее пощадили, потому что изображение напоминает библейскую сцену Благовещения – когда архангел Гавриил сообщает Марии, что она родит ребенка.

Когда новый Музей Акрополя, открывшийся в 2000 г., представил гипотезу о Благовещении как доказанный факт, разразился скандал. На самом деле это всего лишь теория, которую выдвинул в 1933 г. немецкий археолог Герхард Роденвальдт. Он посчитал странным, что именно этой метопы «не коснулся резец», в то время как все окружающие ее были уничтожены, и предположил, что решения о судьбе разных метоп принимались и приводились в исполнение, когда здание было окружено лесами в процессе его перестройки в церковь. По правде говоря, с этой теорией трудно согласиться. Так называемая «метопа Благовещения» все же подверглась обработке резцом, хотя и менее интенсивной, чем другие скульптуры; в то же время с любых строительных лесов, необходимых для устройства церкви (которая не занимала всего пространства старого храма), не было бы удобно заниматься резьбой по метопам.

Что бы там ни случилось с метопами, Поллини утверждает, что фризы были повреждены намеренно. Более того, говорит он, эти повреждения были нанесены не из каких-либо практических соображений, но из холодной ненависти к языческой скульптуре или даже боязни демонов, которые могли в ней таиться. Например, исследование одного из фрагментов северной части фриза, на котором была изображена сцена со старейшинами или персонажами, несущими ветви, по-видимому, во время Панафинейской процессии, дало ему основания полагать, что имели место «целенаправленные удары неким тупым орудием по изображениям лиц». В некоторых случаях, говорит он, основными мишенями были головы и лица, хотя развевающиеся волосы были оставлены неповрежденными. Фрагмент, который он описывает, был снят, а на его месте устроено одно из окон церкви, но Поллини убежден, что скульптуры были повреждены намеренно, во время