солнечным, как предыдущие, и у него возникло сильное искушение взять Марианну за руку и повести к заброшенному амбару, где она за несколько дней до этого удивила его, соорудив на сеновале уютное любовное гнездышко.

Но, увы, сейчас было не до этого. Он поставил недопитую чашку крепкого кофе, сваренного Соней, и повернулся к своим спутникам.

– Завтра уезжаем.

Никто совершенно не удивился, лишь Соня, нахмурившись, спросила:

– Но как же ваш друг? Разве мы не должны?..

– Он поймет, что мы уехали, – заверил ее Стонтон и перевел взгляд на Фарнема. – Вы можете остаться здесь. Потом мы сюда вернемся и…

– Мы поедем с вами, – заявил Фарнем, с беспокойством смотря на Марианну.

Он выглядел таким подавленным и раскаявшимся, что герцогу стало его даже немного жалко, хотя он знал: Барнабас до сих пор не признался в худшем из своих проступков женщине, которую так обманул.

– Ну хорошо, – кивнул Сент-Джон. – Отправляемся с рассветом. Я хочу преодолеть этот отрезок пути как можно скорее. Лучше добраться раньше и подождать в Меце неделю или дней десять, чем где-нибудь задержаться и бояться опоздать. Так что путь предстоит нелегкий.

Все согласились с ним, и на этом завтрак закончился.

Вот тебе и приятный денек на сеновале.

Позже, уже ночью, после того как стирка, уборка, укладка багажа, приготовление пищи и прочая подготовка съели весь день, Марианна отправилась в амбар.

Было уже за полночь, герцог весь день много трудился, как и все остальные, поэтому она почти не надеялась найти его там, но когда забралась по деревянной лестнице на сеновал, он встал и двинулся ей навстречу.

– Я уже подумал, что ты не придешь.

– Я решила, что это наша последняя возможность побыть вместе, – шагнув в его объятия, пробормотала она в твердую грудь, глубоко вдыхая драгоценный аромат. – Сесиль сказала, что я дурочка.

– Ты с ней согласна?

– Может, и дурочка, но я точно знаю, где сейчас хочу быть.

Он нежно, но крепко поцеловал ее. Его вкус стал уже таким знакомым и дорогим. Когда он потянулся к пуговицам ее платья, Марианна покачала головой.

Он наморщил лоб.

– Что случилось, милая?

Тело Марианны напряглось от этого ласкового слова. Боже, как она хотела принять его в себя!

– Ну… сегодня у меня начались эти дни. – Ее лицо отчаянно покраснело, что было совсем уже глупо после того, чем они занимались последнюю неделю.

Он ласково погладил ее по щеке, глядя любящими, пылкими глазами.

– Надеюсь, это не значит, что ты сейчас убежишь? Потому что я хочу обнять тебя и уснуть рядом, хотя бы на несколько часов.

– Я не убегу. Но ведь ты понимаешь, что это не может длиться вечно… Сент-Джон, во всяком случае, там, в реальном мире. – Голос ее был невыразимо печален.

Он знал, что она права, но было больно услышать это из ее уст.

– Как ты можешь так легко отказаться от нас?

– Покончить с этим будет вовсе не легко, – возразила Марианна, – но решение принять нужно. – Она провела рукой по его подбородку, лицо ее стало жестким. – То, что я в тебе обожаю: доброту, порядочность и честь, я бы уничтожила, если бы поддержала ход твоих мыслей.

– То, что у нас есть, это совершенство, и если…

– Совершенство то, что есть у нас сейчас, – поправила она. – Когда мы вернемся к своей обычной жизни, все будет совсем, совсем не так.

Ему хотелось возразить, но он понимал ее правоту. Все действительно станет по-другому по возвращении в Лондон.

– Когда все закончится, будет больно… мучительно, – заключила Марианна, и горькая усмешка появилась на ее губах. – Но альтернатива еще ужасней. Поэтому, ваша светлость, пообещайте мне прямо сейчас, что вы не будете меня искушать, что все закончится, когда мы ступим на паром.

Он мучительно долго смотрел ей в глаза.

– Обещай же, – поторопила она. Взгляд ее стал безжизненно тусклым.

Сент-Джон вздохнул и прижался лбом к ее лбу:

– Это закончится, когда мы ступим на паром.

Глава 29

Без Эллиота, который мог бы без помех довести их прямо до нужного места, они снова и снова оказывались в заторах и запутывались в хаотичных толпах людей, которые шли пешком, загрузив все свое имущество, в том числе свиней, скот и домашнюю птицу, на повозки всех мастей.

В основном люди бежали, наслушавшись разговоров о нападениях на города, граничивших с областями, которые контролировали войска коалиции. Мужчины всех возрастов почти непрерывным потоком направлялись в Париж.

Почти за шесть дней пути до Меца им не встретилось ни одного укромного убежища, поэтому днем они ехали сколько могли и разбивали лагерь посреди человеческого моря.

Хоть на них то и дело бросали заинтересованные взгляды, ни одна из бродячих групп вооруженных людей, называвших себя солдатами, их не побеспокоила. Чтобы на них поменьше обращали внимание, Сесиль и Соня закутались в уродливые тяжелые тряпки, скрывая все, что могло бы вызвать мужской интерес. Марианна перестала чистить сапоги, оделась в поношенные бриджи, рваную куртку и потрепанную шляпу, купленные после первого же дня на дороге.

Скрыть ценность фургонов и лошадей они не могли, но маскировались под бродячий цирк, чтобы все думали, что эти фургоны и есть их дом.

Только один раз им пришлось надолго задержаться – посреди дороги рухнула перегруженная повозка, две несчастные лошади запутались в упряжи, и все движение застопорилось. Снова и снова они меняли маршрут, иногда выбирая едва заметные дороги, чтобы избежать возможных неприятностей.

Что Син думал об отсутствии Эллиота, Марианна не знала: днем они не виделись, так как он возглавлял их процессию, а она замыкала. Вечером же им едва хватало сил, чтобы поужинать и рухнуть спать.

Они добрались до окраины Меца на седьмой день и обогнули город, стремясь на восток, где нашли трактир «Железный шлем» – место их встречи.

И на этот раз им удалось найти ферму, чтобы поставить фургоны, только эта была заброшена много лет назад, если судить по состоянию дома и дворовых построек, но им подходила идеально, так как находилась в стороне от дороги и всего в четверти часа пути до трактира. Места для того, чтобы спрятать фургоны, было вполне достаточно.

Вечером, после ужина, Марианне и Сину наконец-то удалось уединиться. Они и не пытались скрыть, куда идут, и направились прямиком к ветхой лачуге.

Тело ее ныло от желания, и судя по тому, как он схватил ее в объятия, едва успев поставить на пол фонарь, оно было обоюдным.

– Это просто пытка – смотреть на тебя каждый вечер, но