Их лошади перешли на бег.

– Меня удерживают не деньги. То есть не только они.Все-таки пение – дело всей моей жизни. Тут не попятишься, не спрячешься. Хочешьэтим заниматься – изволь терпеть все остальное.

– Так не должно быть.

– И все же это так. – Любить такую жизнь невозможно, ноона знала, что не в силах ее изменить. – Все козыри на руках у других.

– Все равно должен существовать способ что-то изменить,добиться достойной жизни. У других кинозвезд получается: они покупают ранчо,едут туда, где их не донимают. Вот и вам надо бы так же, мисс Таня.

Он говорил это не ради красного словца, а от души. Онаулыбнулась. Лошади опять перешли на шаг. Гордон не скрывал восхищения: она былапрекрасной наездницей.

– Не надо никаких мисс, – попросила она. – Просто Таня.– Они были уже почти друзьями и откровенно обсуждали ее жизнь.

То же самое произошло у Мэри Стюарт с Хартли. В этом краюбыстро развязывался язык, появлялось желание делиться самым сокровенным:надеждами, мечтами, разочарованиями. Наверное, чудо объяснялось влиянием гор:это они наводили на подобные мысли, на близкие душевные отношения между людьми.

Хартли тоже серьезно разговаривал с Мэри Стюарт: он просилпрощения, если вечером обидел ее, переступил черту. Вернувшись к себе, ониспугался, что мог ранить ее излишней настойчивостью. Ведь они едва знакомы;впрочем, ему кажется, они уже очень близки. Она чувствовала то же самое; он неранил ее, а успокоил. Ее целый год никто не обнимал, и она изголодалась пообъятиям. Она не сказала ему этого напрямую, но дала ясно понять, что егоповедение ничуть ее не оскорбило, наоборот. Для него это стало огромнымоблегчением. Когда их лошади остановились, чтобы утолить жажду из ручья, онзаметил на ее губах улыбку. То, что они повстречались, причем именно здесь, –настоящее чудо. Им обоим так и казалось.

– Я с самого утра только о том и думал, когда мыувидимся, – сказал он с радостной улыбкой. – Я уже много лет не испытывалничего подобного. Работать и то не тянет. Поверьте, со мной это бывает редко.

Он ни дня не проводил без строчки, где бы ни очутился, какбы себя ни чувствовал, в какие бы условия ни попал. Всего раз он сделал перерыв– когда умирала Маргарет. Тогда он не мог писать.

– Как хорошо я понимаю ваши чувства! Странно, но именнотогда, когда вам кажется, будто жизнь кончена, она начинается снова. Жизньвсегда нас обманывает, правда? Стоит только подумать, что человек всего достиг,как он тут же все теряет. Когда же думает, что все потеряно, жизнь преподноситчто-то бесконечно ценное. – Говоря так, Мэри Стюарт любовалась горами.

– Боюсь, Господь наделен тонким чувством юмора, –Хартли тронул конские бока каблуками. – Чем вам больше всего нравитсязаниматься в Нью-Йорке?

Ему по-прежнему хотелось узнать о ней как можно больше,добиться возможности разделить ее интересы. Его окрылила весть, что, проведя вЛос-Анджелесе у Тани неделю, она возвратится в Нью-Йорк. После отъезда с ранчоон собирался наведаться по делам в Сиэтл, потом в Бостон и вернуться в Нью-Йоркпримерно тогда же, когда и она. – Вы любите театр?

Они долго обсуждали театральную жизнь. У него было многознакомых драматургов, и он загорелся, желанием познакомить ее с ними, вообще совсеми своими друзьями. Он столько всего хотел ей рассказать, показать, остольком спросить! Они без умолку болтали, смеялись, делились соображениями.Оказавшись в обеденное время у загона, удивленно переглянулись – даже незаметили, когда повернули обратно. Таня и Гордон ехали далеко впереди, врачизамыкали процессию.

В тот момент, когда Мэри Стюарт покинула седло, мимопронеслась лошадь. За лохматую гриву цеплялась маленькая фигурка. Гордон,осознал происходящее раньше остальных и пустился вдогонку, но не успел: фигуркавзмыла в воздух и шлепнулась на каменистую обочину. Сначала никто не могразглядеть, кто это. Однако Мэри Стюарт полагалась не на зрение, а на интуицию.Вслед за ней и остальные поняли; маленький красный ковбой, лежащий неподвижно,– Бенджамин. Его лошадь понесла и сбросила седока. Мэри Стюарт без лишнихраздумий метнулась к нему. За ней бросился Хартли. Она наклонилась надребенком. Он выглядел безжизненным. Бенджамин потерял сознание, но дышал, хотяедва заметно. Мэри Стюарт в ужасе оглянулась и крикнула Хартли:

– Приведите Зою! – Она боялась прикасаться к бедняге изопасения, что он сломал шею или спину. Ей даже показалось, что он пересталдышать. Но прежде чем она в отчаянии всплеснула руками, рядом опустилась наколени Зоя.

– Все в порядке, Мэри Стюарт. Сейчас разберемся.

Но и она мало что могла сделать, подобно подруге, бояласьего трогать. Она легонько постукала его по груди, и он снова задышал, затемприподняла ему веко: глаз закатился. На джинсах расплылось мокрое пятно.Мальчик лежал без сознания.

– У вас тут есть Служба спасения? – спросила Зоя уковбоя, тот кивнул. – Позвоните туда и скажите, что у нас ребенок без сознания.Травма головы, возможны переломы. Он дышит, но сердцебиение неровное. Шок.Пускай приедут как можно быстрее. – Она сурово посмотрела на него, даваяпонять, что дело не терпит промедления.

Двое других врачей, спешившись, спешили к ним. Зоя держаламальчика за кисть и внимательно за ним наблюдала. Мэри Стюарт стояла рядом сним на коленях, держа его за другую руку, хоть и знала, что этим, ему непоможешь. Она не хотела от него отходить, надеясь, что он чувствует ееприсутствие. Зоя выглядела встревоженной. Она убедилась, что позвоночник непострадал, и теперь ощупывала конечности. Внезапно пострадавший открыл глаза иразревелся.

– Хочу к маме! – надрывался он и судорожно ловил ртомвоздух.

Зоя просияла:

– Вот это другое дело! – Она продолжала осмотр.

Супруги согласно кивали. Зоя приподняла его левую руку, иБенджамин вскрикнул. Рука была сломана, но стало ясно, что мальчик легкоотделался. Плача, он поднял глаза и увидел Мэри Стюарт. Не выпуская его руку,она беззвучно лила слезы.

– Почему ты плачешь? – спросил он, икая. – Ты тожеупала с лошади?

– Нет, дурачок. – Она наклонилась. – Это ты упал. Каксейчас себя чувствуешь? – Она надеялась отвлечь его от Зоиных манипуляций: тапыталась с помощью Гордона смастерить из палочек лубок для сломанной руки.Рядом находились потрясенные Хартли и Таня.

– Рука болит! – крикнул Бенджамин.

Мэри Стюарт придвинулась ближе, стараясь не мешать Зое. Онапригладила ему волосы. Стоило закрыть глаза – и ей представлялся Тодд. Как быей хотелось, чтобы сын ожил, пусть с переломанными руками и ногами, ссотрясением мозга! Живой, весь в пыли и слезах... Но нет, Тодда не воскресить.

– Все в порядке, милый, – ласково произнесла МэриСтюарт, словно на земле лежал ее родной сын. – Тебя скоро починят, сделаютсимпатичный гипс. Все будут на нем расписываться и вешать на него смешныекартинки.