И, собственно, кто сказал, что убивец Руссиянов непременнодоживёт до финала? А не получит, скажем, пулю от нервничающего французскогоагента? Известно, как можно провернуть такое дельце: всего-навсего втолковатьохотникам, что беглый убивец крайне опасен, уж так опасен, невероятно… Чторусская полиция, собственно, и не настаивает на взятии его живым — а вотбезопасностью французских полицейских, рискующих получить пулю от взбесившегосямонстра, всерьёз озабочена, по братской солидарности… Случается ещё смерть отрук сокамерников, нечаянное отравление, да много чего ещё… Такой поворот сюжетатоже следует на всякий случай учитывать, хотя непонятно пока, как от негозащититься…

А впрочем, излишне драматизировать своё положение не стоило,имелись и светлые моменты — это вовсе не попытка самоуспокоения, а трезвыйрасчёт, продиктованный собственным опытом и знанием сыскного ремесла. Преждевсего — трудности поиска и задержания. Совершенно та же ситуация, в какой оноказался в Вене, когда по его следу готова была пуститься императорско-королевскаятайная полиция. Его фотографий в распоряжении местной полиции не имеется, естьлишь описание внешности, самой, нужно сказать, прозаической внешности, безособых примет. Известно, как трудно даже опытным агентам в таких случаях безошибочновысмотреть нужное лицо в толпе. Именно по этой причине, кстати, они не станутторопиться со стрельбой, есть нешуточный риск ошибиться и подстрелитьсовершенно постороннего, а мы ведь во Франции, где пресса всегда готова смачнои обстоятельно поглумиться над полицией, а господа депутаты ради лишнейпопулярности подобного скандала ни за что не пропустят. Так что не всё такмрачно…

Далее. Чрезвычайно трудно вычислить в городе с населениемболее миллиона человек одиночку, у которого не имеется каких-либо привязок:политических либо криминальных сообщников, семьи, родных и друзей,определённого места жительства, любимых кафе, других облюбованных местечек.Одиночку, прилично одетого, располагающего немалой суммой денег, а также чистымпаспортом…

Вот именно! Паспорт на имя Руссиянова следует уничтожитьнынче же, не откладывая. Зайти в ближайший кабачок, посетить ватерклозет,странички изорвать и смыть в клозетную чашку, обложку выкинуть в ближайшуюурну. И зловредный убивец Руссиянов перестанет существовать. Останется господинФихте. Гартунгу это имя неизвестно, как и всем прочим… кроме Бахметова,обретающегося здесь же… но о Бахметове Гартунг не осведомлён, следовательно, вближайшее время на него не выйдет. В случае задержания господин Фихте будет снеподдельным возмущением отрицать всякую свою связь с кровавым убийцейРуссияновым и требовать защиты у российского консульства… интересно, как изэтой коллизии выпутается Гартунг? Паспорт самый настоящий, мало того, едва вСанкт-Петербурге станет известно об аресте некоего Фихте, моментальноподключатся силы, которым Гартунг не посмеет сказать и слова поперёк. Паспорт,правда, не отмечен ни в консульстве, ни в префектуре, но Гартунг сам говорил,что на такие вещи здесь не обращают внимания… Одним словом, самое времявспомнить старую притчу о двух лягушках, попавших в крынку с молоком, об участитой, что отказалась от борьбы, и той, что боролась до последнего. Побарахтаемсяещё, Чёрт возьми!

…Никак нельзя было сказать, что инспектор Ксавье мрачен —это означало бы сгладить ситуацию. Инспектор был хмур, как грозовая туча…

— Ну вот, — сказал он нетерпеливо. — Прошлоуже около четверти часа, и вы убедились, что никто не собирается врыватьсяследом за мной, чтобы наброситься на вас… Вы вошли позже, значит, наблюдали за зданиеми убедились, что я никого не привёл ни с собой, ни за собой… Перейдём к делу?

— Да, самое время, — Бестужев кривоусмехнулся. — Простите, но в подобной ситуации и вы не доверяли бы никомуна свете. Не правда ли?

— Да, пожалуй… — Ксавье досадливо передёрнулплечами… — Излагайте вашу версию событий. С трактовкой произошедшего месьеГартунгом я уже знаком, теперь следует выслушать и вас… Прошу.

Бестужев не в первый раз убедился, что этот молодой человек— хороший полицейский. Ксавье слушал словно бы отрешённо, будто бы даженевнимательно, но время от времени небрежным тоном задавал вопросы — и всякийраз весьма толковые. Бестужев рассказал всё, об одном умолчал — об имевшемся унего чистёхоньком паспорте. У всякого доверия должны быть свои пределы.

— Весьма, интересно… — медленно сказалКсавье. — Ну что же, не будем ходить вокруг да около, господин майор уменя крайне мало времени… То, что вы рассказали, выглядит гораздо болееубедительным, нежели версия событий, представленная месье Гартунгом. Ещё и оттого,что я, смею думать, составил о вас некоторое представление — ну, а мнение омесье Гартунге у меня сложилось давно… — он помолчал с крайнедипломатичным видом. — Мотивы, по которым он поступает именно так, в вашемизложении предстают крайне убедительными и ничуть не противоречат сложившемусяв моём представлении образу данного господина… Старые, как мир, побуждения… Вобщем, я на вашей стороне. Слово дворянина.

Бестужеву стоило бы радоваться, но он опустил глаза,переживая нешуточный, горький и жгучий стыд, — речь как-никак шла опрестиже империи вообще и российской жандармерии в частности. То, что Гартунгсотворил, престижу этому наносило определённый урон — пусть даже Гартунг погонне носил отроду и к Корпусу не имел ни малейшего отношения, но именно онпредставлял здесь ведомство…

Ксавье скупо улыбнулся:

— Ну и, в конце концов, вы ничуть не похожи на опасногосумасшедшего, одержимого манией убийства. Я не врач, но всё же как полицейский,некоторое представление о таких вещах имею…

— Очень мило, — сказал Бестужев с натянутойулыбкой. — Это кто же объявил меня таковым? Уж не наш ли общий знакомый?

— Совершенно верно. Изложенная газетами версия весьмаотличается от той, что месье Гартунг преподнёс бригадиру и нам. По его словам,вы — отличный офицер, толковый служака… но, к сожалению, давно уже проявлялипризнаки серьёзного психического расстройства, вызванного контузиями на фронте,гибелью любимой супруги от рук террористов, другими тяжкими жизненнымиобстоятельствами. По его словам, его ещё до вашего появления предупредили обэтом из Петербурга и попросили присматривать бдительно, поскольку там считают,что дело зашло слишком далеко и у вас возможен нервный срыв. По словамГартунга, этот срыв именно что и произошёл. Вместо того чтобы задержать на той виллеопасного террориста, вы его застрелили, уже скрученного и обезоруженного, апотом в вас словно бес вселился — вы застрелили собственного помощника,несчастного месье Сержа, легко ранили другого агента, чудом не угодили в лобГартунгу… После чего бежали в ночь, в неизвестность… Гартунг не питает к вам нималейшего нерасположения, наоборот, он полон искреннего сочувствия и озабоченвашей судьбой… но поскольку выплывшая наружу правда нанесла бы удар по престижуроссийской тайной полиции и вызвала бы ненужную огласку, следовало, попредложению Гартунга, представить газетам ту версию, что вы уже успелипрочитать… Одни революционеры, никаких повредившихся рассудком жандармскихофицеров, никаких павших от своей же руки тайных агентов…