В кармане лежало только что полученное письмо от полковникаВасильева. Старый волк политического сыска писал шифром именно то, чего Бестужев,в принципе, и ожидал: нужно не торопиться, не пороть горячку, по возвращении вПетербург крайне деликатно обсудить ситуацию с ответственными, серьёзнымилюдьми, поскольку дело крайне деликатное… И всё такое прочее. Полковник былсовершенно прав, именно так и следовало поступить — вот только на душеприсутствовал нехороший осадок. Ну, хорошо ещё, что свои знают, в какомположении он очутился, а значит, есть шанс, что при скверном обороте дела…

Несильный, но чувствительный толчок чем-то твёрдым в поясницуоказался настолько неожиданным, что Бестужев едва не упал — он шагал,расслабившись, погруженный в свои мысли и никак не ожидал подобного.

Резко обернулся, в первый миг потянувшись даже к револьверув кармане брюк, но тут же убрал руку. Всё оказалось гораздо проще и неопаснее:невысокий господин в котелке одной рукой вел по тротуару велосипед, а в другойдержал развёрнутую газету и определённо пытался читать её на ходу, отчего ислучился с ним небольшой конфуз…

— Простите, сударь… — произнёс виновник инцидентана французском. — Я, право, виноват…

Он выглядел удручённым — но в то же самое время чертовскинетерпеливо косил глазом в газету, словно там было напечатано нечто важное,касающееся его лично: ну, скажем, неожиданное наследство от дяди-миллионщика…Судя по лицу, вычитанные господином в котелке новости именно что радостные длянего…

— Пустяки, — отозвался Бестужев. — Не стоитизвинений…

Он произнёс это тоже на мелодичном наречии Вольера, Руссо ианархиста Гравашоля, хотел было идти дальше…

Два события произошли одновременно. Он узнал этого, вкотелке, и ошибиться никак не мог: рыжеватая бородка, сократовский лоб,характерный прищур, острый и умный… Вот так встреча, кто бы мог предполагать…Ульянов, он же Ленин, он же Тулин, Карпов и обладатель ещё десятка партийныхпсевдонимов… Всё точно, по агентурным сведениям, он снимает квартирку наМари-Роз, буквально через три дома от нынешнего пристанища Бестужева.

Но это, в общем, не имело значения: здесь этот субъект был вполнейшей недосягаемости для Департамента… Другое оказалось не в пример болееважным, Бестужев, невольно глянув на газету в руках господина Ульянова,прочитал огромные буквы заголовка…

БЕГЛЫЙ КАТОРЖНИК ВО ГЛАВЕ РУССКОЙ ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ!!!

Обогнав Ульянова, вновь углубившегося на ходу в чтение, Бестужеведва ли не бегом припустил в ту сторону, где слышались вопли гарсона-газетчика.И вскоре стал обладателем трёх разных газет. Заголовки один другого крикливей,бульварная пресса этим живёт и дышит… Вот же чёрт побери!

Как и пропавший из виду Ульянов, он попытался читать на ходу— но толкнул почтенного осанистого господина, а буквально через миг в негосамого врезался усатый франт, пробурчавший что-то неприязненное. Опомнившись,Бестужев высмотрел пустую скамеечку под раскидистым каштаном, прямо-таки рухнулна неё и впился взглядом в аккуратные строчки.

Барцев нанёс обещанный удар — неожиданный, жестокий, честноговоря, жутковатый. Газеты, пусть и в разных выражениях, подробно излагали однуи ту же сенсационную, как выражаются в Европе, новость — сведения о том, чтореспектабельный российский дипломат Гартунг, кавалер превеликого множестваорденов, лощёный светский лев, известный всему Парижу, оказывается, долгие годывозглавлял разветвленную сеть русской тайной полиции в Париже. И это быполбеды, но столь же подробно сообщалось… да что там, доказывалось, чтонастоящая его фамилия Ландезен, под каковой он и был осуждён много лет назадсудом Французской республики на пять лет каторги за участие в делишкахмастерской, где террористы мастерили бомбы, причём все эти годы считалсябесследно скрывшимся от правосудия в неизвестном направлении.

Много чего там было написано. Про прикормленных Гартунгомфранцузских полицейских чинов. Про пикантнейшую ситуацию, сложившуюсядавным-давно: когда неизвестно уже, кому эти господа из полиции служатревностнее, родной Франции или русской жандармерии. Имена, занимаемые посты,подробно описанные случаи их тайной практики, детали секретного сотрудничества,Российские ордена и медали, денежные вознаграждения, золотые часы с выложеннымбриллиантами российским императорским орлом либо без такового…

Будь Барцев хоть самим дьяволом, он ни за что не смог быраздобыть столь обширные и точные сведения самостоятельно, своими собственнымиусилиями. Обязан существовать крайне высокопоставленный изменник либо вДепартаменте полиции, либо в Особом отделе, а то и в Охранном. Обязан заниматьнемаленький пост — речь шла о вещах, не всякому обер-офицеру доступных. Бог тымой, снова мерзавец в рядах, причём чуть ли не на самом верху… Это никак неможет оказаться Лопухин, бывший директор Департамента полиции — не один годпрошёл со времен его измены, Барцев не стал бы выжидать так долго, получи онэти сведения от Лопухина наряду с разоблачением Азефа. Мерзавец, подонок, вкандалы…

Бестужев вновь испытывал двойственные чувства. С однойстороны, смело можно предположить, что отныне сам он избавлен от всех ивсяческих неприятностей со стороны как Гартунга, так и его здешнихвысокопоставленных конфидентов — всем им теперь не до Бестужева, не до Штепанека,наверняка охвачены другими тревогами, озабочены более шкурными вопросами. Сдругой… Невероятной силы удар по тому особому положению, какое занялароссийская жандармерия в Париже, по многолетней налаженной работе. Гартунга,конечно, никто не вздумает арестовать, его надёжно хранит дипломатическийстатус, и он преспокойно покинет в ближайшее же время страну… Никаких сомнений,очень скоро в российском консульстве на рю Гренель появится новый дипломат, сбезукоризненными манерами, скромный и обходительный, чурающийся особойпубличности — и именно он примет дела… но всё равно, заранее можно предсказать,что не будет уже прежних достижений, никогда более не смогут коллеги Бестужевав Париже работать так вольготно…

Он решительно поднялся — шумный скандал менял кое-что в егособственной судьбе, но ничегошеньки не изменил в служебных обязанностях, внамеченном плане действий…

Возле кафе он оказался в рассчитанное время — и выждал, покапоявится Бахметов, убедился, что слежки за профессором нет, и тогда только вошёл.

Бахметов, оторвавшись от газеты, глянул на Бестужева, такоевпечатление, с искренней радостью:

— Ну наконец-то! Я за эти дни едва не умер от скуки…

— Хотите сказать, что скучали в Париже? — слабоусмехнулся Бестужев.

— Ну, скучать-то я не скучал, здесь это невозможно, выправы, однако безделье угнетает. Дома множество дел, незаконченныеисследования, всё прочее… — Его глаза озорно блеснули. — Я уж и нечаял вас увидеть после этого…

Бестужев бросил взгляд на газету: ага, экстренный выпуск,судя по крикливым заголовкам, едва ли не целиком посвящённый всё тому жескандалу. Долгонько теперь не угомонится пресса, а там и подключатся господа,которых следует именовать изобретённым месье Жоржем Клемансо словечком«политиканы»…