Может быть, фагов и учат целоваться, а вот я тоже никогдапо-настоящему не целовался! Мне захотелось вскочить и убежать, но трусить былостыдно. Потом я увидел, что Наташа закрыла глаза, и чуть осмелел.

В конце концов, меня же никто не заставляет на ней жениться!

Я осторожно прикоснулся губами к ее губам. Ничегоособенного… только почему-то сердце стало тревожно колотиться.

– Уже все? – тихо спросила Наташа.

– Да…

– Спасибо, – неуверенно сказала Наташа.

И тут меня будто что-то толкнуло. Я потянулся к ней и сновапоцеловал в губы. Вроде бы точно так же, но почему-то словно током ударило.Наташа, наверное, тоже это почувствовала и тихонько вскрикнула.

Я вскочил и бросился к костру. Остановился в несколькихшагах от круга света: вроде бы все по-прежнему сидели и слушали болтовню Лиона.За спиной зашелестели ветки – Наташка тоже бросилась бежать, но не к костру, ав шалаш к деду.

С часто бьющимся сердцем я присел к огню. Никто на меня ивнимания не обратил. Мало ли почему потребовалось человеку на минутку отойти откостра.

На Карьере под куполами тоже течет речка. Но она замкнутапетлей, и вода в ней фильтруется. На Авалоне и на Новом Кувейте реки былинастоящие, я уже к ним привык, и они мне нравились куда больше.

Горная река, по которой мы спускались, оказалась совсем особенной.

Мы вышли из лагеря еще затемно, в четыре утра. Я, Лион иНаташа с двумя подружками. Семецкий попрощался с нами в лагере, обнял, сказалнапутственно: «Узнают птицу по полету, иноходца по походке, человека – поделам. Удачи!»

Минут через сорок мы уже были у реки, вьющейся между холмов.Течение здесь было не такое стремительное, как выше, в горах, но река все-такибурлила, пенясь на валунах. Порожек шел за порожком, сквозь чистейшую воду быловидно каменистое дно. На обычной лодке тут проплыть было невозможно, но наберегу, замаскированный в скалах, стоял маленький скутер. На таких плавают водиночку, но это для взрослых.

– Лезьте на сиденье, – скомандовала Наташа, когда мыспустили скутер на воду. Мы с Лионом сели друг за другом, она встала у рычаговуправления. Помахала рукой девчонкам – они шли с нами, лишь чтобы проводить.Лица у Наташиных подружек были тревожными, видать, не так-то просто сплавлятьсяпо этой реке. – Держитесь крепче, – посоветовала Наташа. – Если упадете – все,конец.

– А пристегнуться тут нельзя? – спросил Лион.

– Ты что, со спутника свалился? Если скутер опрокинется, аты будешь пристегнут – тебя по дну размажет.

– Спасательные жилеты? – предположил Лион.

– Нет у нас жилетов… все равно вода ледяная, сразу судорогойсведет… так что держитесь…

Наташа стояла, вся напрягшись, разминая руки на рычагах.Готовилась.

Мне стало жутковато.

– Поехали! – звонко выкрикнула Наташа. Я заметил, какнапряглась ее спина, даже лопатки прорезались под тонким свитером. Наташа чутьнаклонилась вперед, сзади опустились в воду сопла двигателя, и скутер рванулся.

Вот это была поездка! Я такое только в кино видел.

Скутер мчался вниз по течению, временами сопла вырывались изводы, и грохот водометов становился нестерпимым. Наташа плавно наклоняласьвправо-влево, следуя за наклонами скутера. Мы знали, что надо делать точно также, но как же трудно было подавить желание отодвинуться от воды – и почтиложиться на ревущие волны, под которыми угадывались острые камни! И все это – вневерном рассветном полумраке!

– Прыжок! – кричала Наташа. И мы взвивались в воздух, подоглушительный рев форсированных двигателей преодолевая очередной порог. –Расслабиться!

Мне хотелось повернуться и посмотреть, видны ли еще девчонкина берегу, машут ли они руками нам вслед. Но страшно было повернуть голову кпроносящимся берегам. Я смотрел только в Наташкину спину, чувствовал, какнапряжен Лион, сидящий за мной, ловил лицом брызги ледяной воды и увесистыеоплеухи ветра.

Не знаю, сколько длился этот безумный спуск по реке. Нопостепенно местность стала меняться. Скалы и холмы сменились пенепленом,исчезли торчащие из воды валуны, все реже и реже попадались пороги. Рекастановилась шире, а течение спокойнее.

– Все, теперь жить будем! – крикнула Наташа. Она была всямокрая, с головы до ног. Нам тоже досталось, но меньше.

– Ты не простынешь? – крикнул я.

– Что? – Она слегка убавила мощность двигателя, рев перешелв свист, и говорить стало легче.

– Не простынешь?

– Простыну! – легко согласилась Наташа. – Ничего, дедушкавылечит. Тиккирей, ты не сердишься?

– За что? – спросил я, хотя догадывался.

– За то, что вначале мы вас арестовали, – сказала Наташа изасмеялась. Даже повернулась на миг и подмигнула мне.

Ненавижу девчонок! Почему они все такие вредные?

– Ничего, конь о четырех ногах, и то спотыкается, – ответиля.

– Ой, не надо! – завопила Наташа. – Это дедушкины пословицы,я аж вздрогнула!

Она направила скутер ближе к берегу, и наша скорость сразустала заметнее.

– Долго плыть? – спросил я.

– Идти больше часа, – ответила Наташа. – Тиккирей, коленкиподставь.

Я не понял, но свел коленки. И она тут же на них уселась. Ноне забыла съязвить:

– Не думай, что настолько мне нравишься. Стоять тяжело.

– Ты только смотри, куда рулишь! – тревожно отозвался из-заспины Лион.

– Не учи ученую!

Понемногу светало. Солнце все еще не показывалось из-загоризонта, но небо на востоке стало розовым, а тонкие перышки облаков – белыми.Прорезал небо яркий огонек – какая-то крупная низколетящая станция попала врассветные лучи солнца.

– Нас не заметят? – спросил я.

– Самый опасный участок мы прошли, – отозвалась Наташа. – Аздесь уже плавают на лодках, вряд ли нас заподозрят…

– Обратно тоже на скутере?

Наташа замотала головой:

– Нет. Топлива не хватит, да и заметят днем. Я на пару днейостанусь… в одном месте. У нас есть подпольные квартиры.

Где и у кого она останется, Наташа не сказала. А я и неспрашивал. Все правильно, если меня поймают, то я не смогу ничего выдать.

Мы уже плыли мимо возделанных полей. Медленно вращалисьдождевальные установки, осыпая низкие кусты радужными брызгами. Людей не было,все делалось автоматически.