Дорожник придвинулся еще на полшага и выстрелил, на этот разпочти в упор.

– Так близко не считается! – сказал Арей, погрозив емупальцем.

– Огонь! – закричал Самцов почти в ужасе. – Убейте его!

Теперь мужчины открыли огонь все разом. Глушители чавкали, исловно мелким сухим горохом загремело в жестяной банке.

Арей, ухмыляясь, уворачивался от пуль.

– Тра-та-та! Здесь пролетела! Мимо!.. Пуф! Миллиметраж! Воттакусенькая! А я уж было испугался!

Обоймы закончились у всех почти разом. Стена за спиной Ареябыла вся в пробоинах. Осыпались стекла из шкафов, глухо взрывались мониторы.

– Какой кавардак!.. Вжик, вжик! Мимо! – сказал Арей,показывая пальцем, куда пролетели пули.

Мужчины лихорадочно меняли магазины. Даф хихикнула и разжалаладонь. Из нее выпало десятка полтора свинцовых пуль.

– Он в бронежилете! – пробормотал Самцов, хотя это былполный бред. Никакой бронежилет не выдержал бы такого количества попаданий.

Не сводя с Арея внимательных глаз, он достал из карманамаленький пистолет и, придерживая своей левой рукой кисть правой, прицелилсябарону мрака точно в лоб. Арей облокотился на стол и спокойно смотрел наСамцова. К тому моменту пальба уже прекратилась, и все взгляды были обращены кним.

Арей изменился. Он уже не кривлялся и не мельтешил. Все этосдуло с него холодным сквозняком, пробившимся из разбитого окна.

– Тебе страшно, – спокойно проговорил Арей, обращаясь кСамцовому. – Не правда ли?

Бах! Бах! Маленький пистолет в руке у Самцова дваждыдернулся. Он был без глушителя, и выстрелы прозвучали неожиданно гулко. Арей осталсясидеть в кресле, зато стоявший рядом с Самцовым мужчина гулко рухнул на пол. Вголове у него появились две небольшие дырочки – как от пуль малого калибра.Тиберий Цезаревич тупо уставился на лежащее подле него.

– Но почему? – удивленно спросил Мефодий.

– Это только кажется, что проклясть себя пустяк. Посмотритуда, и ты увидишь то, что вижу я, – сказала Даф и, подойдя сзади, ладонямибыстро коснулась глаз Буслаева.

Мефодий увидел, как над лежавшим неподвижно телом, подобнодымку, поднималась белая трепещущая тень – зыбкая и неплотная, повторявшаяочертание тела мертвеца. Один человек мертво и неподвижно, в невозможной дляживого позе лежал на полу, а другой такой же – только нагой и сотканный избелесого тумана высился над ним. Внезапно тень заметила свое тело и вздрогнула.Оцепенев, она вскинула прозрачные руки и напуганная этими руками, бросилась всторону, но не смогла оторваться, так как ее и тело связывало нечто вроде всееще плотной белой пуповины.

– Так выходит эйдос после смерти тела. Если, разумеется, незабрать его при жизни… – не без сострадания пояснила Улита.

Она была права. Тень металась нелепо, неловко, судорожно.

– Испугался! – сказал Арей. – Не понял еще, что отошел. Делау него были, планы, машину хотел сменить, то, сё, – а теперь – раз! – пожалуйтена встречу с вечностью. Не было таковой в его планах, вот и профукал ни загрош… Да, много ждет его еще неприятных сюрпризов…

Тень судорожно металась, пытаясь оторвать свой приклеившийсяшлейф от мертвого тела, но тщетно. Тогда тень замерла и стала озираться в ужасеи недоумении. Когда прозрачное лицо ее обратилось к Арею, тень отшатнуласьвдруг в немом ужасе, будто ее толкнули в грудь, и, дрожа, закрылась руками.Наверное, она увидела в Арее что-то особенно жуткое и страшное, чего не виделникто из живых.

Арей искоса взглянул на напуганную тень и нетерпеливоприщелкнул пальцами. Тотчас у него в кабинете, потирая сухонькие ладошки,возник Тухломон. Он достал из воздуха ржавые большие ножницы, смахивающие напортняжные, и, вразвалку подойдя к тени, перерезал пуповину, связывающую ее стелом. Тень, охваченная ужасом, рванулась было, но комиссионер ловко подхватилее за край, притянул к себе и деловито свернул, точно полотенце. Вслед за тем Тухломонстал медленно уходить под пол. Вначале скрылись ноги, затем грудь и последнейисчезла голова в поблескивающих очках, голова, сохраняющая деятельно-скорбноевыражение похоронного агента.

– Да, насчет этого… м-м… как бы это выразиться… усопшего, – передисчезновением заговорщицким голосом сказал Тухломон, обращаясь к бледномуСамцову. – Ежели пожелаете его… на Ваганьково, то я завсегда поспособствуюнасчет захоронения. Престиж какой – все завидовать будут!

Сказал – и скрылся, пошленько подмигнув.

Время застыло, свернулось, замерзло. Никто из ворвавшихся вкабинет уже не стрелял, но все неосознанно, по-бараньи, жались в кучу, стараясьне смотреть на Арея. На меловых лицах проступал тот слепой страх передсверхъественным, который был у их дедов и прадедов, – и не исчез, оказывается,а таился в сердцах, ожидая своего часа.

Самцов, оцепенев, щелкал курком в участливую физиономиюАрея, и в глазах у него все сильнее отражалось два чувства: понимания и ужаса.Наконец и он перестал щелкать и, уронив пистолет на ковер, стал пятиться кдверям.

Тогда Арей неторопливо поднялся с кресла и, кивнув наСамцова, приказал:

– Все вон! Оставить только его!

Тотчас двоих дорожников и их кожаного шефа как ветром сдуло.В кабинете остался лишь Самцов и труп на полу, который уже никуда не спешил.

– Улита, колоду! – приказал Арей, и тотчас в руке у негопоявилась колода карт Таро.

Мечник мрака взглянул на них и покачал головой.

– Не поймет он таких, дай обычные! – поморщился страж.

Мгновение – и колода Таро исчезла, а вместо нее появиласьзапечатанная колода с надписью «Карты игральные. Атласные». Видимо, Улитапозаимствовала карты с витрины, потому что на них была наклейка: «20 р.». Арейудовлетворенно кивнул и быстрым движением рассеял колоду по столу.

– Никакого шулерства! Тридцать шесть картонныхпрямоугольников! Все тут: и дамы, и тузы, короли, и десятки. Теперь они твоисудьи. Правила знаешь?

Самцов замотал головой.

– Бубны – власть, черви – любовь, крести – дальняя дорога, апики – смерть. Тяни!

Самцов протянул было руку, но тотчас, одумавшись, отдернулее.

– Будешь тянуть! – страшно рявкнул Арей. – Ну же! Тяни, илия потеряю терпение!