– Ты ведь слышал что-то? Отвечай!.. – потребовал баронмрака.

– Голоса. Много голосов.

– Поющих?

– Да. Они хотели, чтобы я лег на плиты и…

– Присоединился к ним? Нырнул в пустоту, где больше ничегонет?

– Да.

– Так и есть… Хор тысяч эйдосов! – глухо произнес Арей,отворачиваясь.

– Чьи это эйдосы?

– Эйдосы, захваченные Кводноном. Его дарх разбит, но онсохранил над ними власть. Хотел бы я понять, где именно… – начал Арей, новнезапно замолк, всматриваясь в плиты.

Барон мрака опустился на корточки и легко отбросил плоскуюбронзовую крышку люка с выступающим кольцом. В узкой каменной щели Мефодийувидел Чимоданова. Его голова с торчащими волосами была почти вровень с полом.Белое лицо застыло как маска. Глаза пусто смотрели прямо перед собой. Они невидели ничего и никого.

Даф негромко вскрикнула.

– Он мертв, да?

Арей коснулся двумя пальцами шеи Петруччо.

– Нет! – сказал он. – Не мертв. Но жизнью я бы это тоже неназвал.

– Вытащите его! – попросил Мефодий. – Пожалуйста!

Он сообразил, что Чимоданов, родившийся с ним в один день,находится под властью того же хора эйдосов и их повелителя.

Арей наклонился. Мефодий увидел, как напряглись его мышцы.Окаменел рот. Однако тело Чимоданова так и осталось в трещине, не сдвинувшисьни на сантиметр.

– Не могу! – сказал Арей, вытирая залитое потом лицо. –Попробуй ты, светлая!

Даф потянула из рюкзака флейту. Она знала пару подходящихмаголодий, возможностей которых хватило бы, чтобы жонглировать железнодорожнымивагонами. Но теперь звуки отрывались от флейты напрасно. Чимоданов так иостался в трещине.

Виновато посмотрев на Арея, Дафна опустила флейту.

– Скверно, светлая. Тебе тоже не повезло. Извлечь его изтрещины невозможно – ни мертвым, ни живым. Утешает одно – пока он здесь, в этойщели, для него не существует ни смерти, ни времени… До тех пор, пока Кводнон непризовет его… – сказал Арей.

– Выходит, Б.К. вселится в него? – пугаясь своего вопроса,спросил Мефодий.

– Возможно… – протянул Арей. – Лучше бы оно так было. Нотолько что у меня возникло одно нехорошее предположение.

Он встал. Всмотрелся в плиты.

– Вам не кажется странным, что люк расположен так далеко отцентра подвала? А? В чем смысл?

Остановившись у люка, где томился бесчувственный Чимоданов,барон мрака сделал два крупных шага в сторону и мечом, возникшим вдруг у него вруке, ударил по плитам. Мрамор брызнул осколками. После полудюжины ударов Арейнаклонился и стал разгребать камень. Неожиданно Мефодий разглядел под осколкамиблестящее кольцо.

Арей потянул за него. Крышка люка с готовностью уступила.Даф, стоявшая рядом с мечником, увидела узкую щель. По камню ползли розовыетени. Книзу трещина сужалась, и уходила совсем узким, едва ли не со спицуотверстием. Где-то очень глубоко все заканчивалось красной точкой, похожей натлеющий уголь.

– Такой же люк! – буркнул Арей, возвращая крышку на место. –И если я прав, вот там, – он ткнул коротким пальцем, точно очерчиваятреугольник, – должен быть еще один. В этом я и собираюсь убедиться.

Несколько ударов мечом – и третий бронзовый люк плоскимглазом уставился в потолок.

– Выходит, здесь три прохода к Жутким Воротам? – спросилаДаф недоверчиво.

Арей покачал головой.

– От этого утверждения до истины – два века пешком сверблюдом на плечах… Ни один из трех этих люков не имеет выхода к ЖуткимВоротам. Это всего лишь усиливающая фигура, – медленно и веско произнес он.

– А где главный люк? – спросила Даф.

Плита под ней задрожала мелкой панической дрожью. Дафуставилась под ноги. Она находилась как раз в центре треугольника.

Даф поспешно отскочила к лестнице. Ее догнал хохот Арея.

– В трех крайних трещинах, если я все верно понимаю, должныоказаться три наших новых ученика, – сказал он. – Их роль в том, чтобы усилитьмагию и, когда будет необходимо, отдать свои силы Кводнону…

– А в центре? В люке, имеющем выход к Жутким Воротам? Ктодолжен быть там? – спросил Мефодий, с тревогой глядя на трясущиеся плиты.

Арей не ответил. Только умехнулся угрюмо. Повернулся и сталподниматься по ступеням.

Улита слезла с мотоцикла.

– Ну что, прокатились мы, конечно, с ветерком. Хотяреактивное помело на Лысой Горе способно и на большее, – сказала она,поощрительно похлопав Эссиорха по кожаному плечу.

– Бред! Что за радость – сидеть на сучковатой подметалке! –ревниво произнес Эссиорх.

– Ну-ну! – милостиво сказала Улита. – Звиняйте, вьюноша! Язабыла, что в присутствии ценителя сусликов хвалить хомячков кощунственно.Поговорим лучше о нашей большой и светлой любви. Что ты испытываешь, когда скрасивой девушкой едешь на мотоцикле?

– Беспокойство. Что ты отпустишь руки и грохнешься. Или я стобой не сумею войти в поворот, – признался Эссиорх.

Улита разочарованно вздохнула. Она явно рассчитывала надругой ответ.

– Не бойся. Не отпущусь. Твоя спина широкая, как диван. А уменя к диванам любовь до гроба, – заверила она Эссиорха.

– Вот именно, – буркнул тот сердито. – Только имей в виду,что мотоциклистов надо держать за пояс. Их не цапают за спину, не щекочут и невиснут на шее во время двойного обгона по встречке. И уж тем более им незакрывают ладошками глазки и не дуют в ухо во время левого поворота!

– Фу, какие мы противные! Готовимся к конкурсу зануд? –поморщилась Улита. – И вообще надоел мне твой мотоцикл! Ты кого больше любишь:меня или свою железку?

Вместо ответа Эссиорх нежно погладил мотоцикл по седлу.

– Лучше б я не спрашивала! Ты что, соврать не мог? –вздохнула Улита.

– Нам врать не положено! – важно отвечал хранитель.