Джейн умолкла, вся дрожа. Сэр Джеймс ласково ее подбодрил, ичерез минуту она снова заговорила:

– Не знаю, сколько времени я была без сознания. Но когдаочнулась, то почувствовала страшную слабость и тошноту. Лежала я на грязнойпостели, отгороженной ширмой от остальной комнаты. Из-за ширмы доносилисьголоса. Один принадлежал миссис Вандемейер. Я прислушалась, но вначале смыслслов до меня не доходил. Когда же я начала понимать, о чем они говорят, то меняохватил такой ужас, что я чуть не закричала.

Договор они не нашли. Распороли пакет, обнаружили чистыелистки и совсем рассвирепели. Они гадали: я подменила их или Денверс с самогоначала был только приманкой, а подлинный договор переправили с кем-то другим.Они говорили (Джейн закрыла глаза), что надо подвергнуть меня пыткам!

Впервые в жизни я поняла, что такое настоящий смертныйстрах! Потом они зашли за ширму – поглядеть на меня. Я закрыла глаза ипритворилась, будто все еще без сознания. Как мне было страшно, что они услышатстук моего сердца! Но они ушли. А я начала думать, думать… Что делать? Я знала,что, если меня будут пытать, я долго не выдержу.

И тут мне внезапно пришла мысль о потере памяти. Амнезия.Меня всегда интересовал этот феномен, и я прочла много специальных книг. Такчто примерно знала, как себя вести. Если мне удастся заморочить их, у меняпоявятся шансы на спасение. Я помолилась, глубоко вздохнула, а потом открылаглаза и принялась что-то бормотать по-французски!

Миссис Вандемейер примчалась сразу же. И на лице у нее былатакая злость… я до смерти перепугалась. Но заставила себя недоумевающе ейулыбнуться и спросила по-французски, что со мной.

Как я поняла по ее лицу, это сбило ее с толку. Она позваламужчину, с которым разговаривала. Он встал у ширмы так, что его лицо оставалосьв тени, и заговорил со мной по-французски. Голос у него был самый обыкновенныйи тихий, но все равно его я, не знаю почему, испугалась куда больше, чем миссисВандемейер. У меня было ощущение, что он видит меня насквозь, но я продолжалаиграть свою роль и снова спросила, где я, потом добавила, что мне необходимочто-то вспомнить – совершенно необходимо! И только сейчас все куда-то пропало.Я все больше и больше волновалась. Он спросил, как меня зовут, я ответила, чтоне знаю, что я ничего, ничегошеньки не помню.

Вдруг он схватил меня за руку и начал ее выворачивать. Больбыла ужасная. Я закричала. Он крутил и крутил, а я кричала, кричала – но толькопо-французски. Не знаю, сколько бы я так выдержала, но, к счастью, мне сталодурно. Теряя сознание, я услышала, как он сказал: «Это не симуляция! Да и удевчонки ее возраста просто не может быть необходимых специальных знаний».Видно, он забыл, что американские девушки в этом смысле много старше своиханглийских сверстниц и больше интересуются наукой.

Когда я пришла в себя, миссис Вандемейер просто источаланежность и заботливость. Видимо, таковы были инструкции. Она заговорила со мнойпо-французски, объяснила, что я перенесла тяжелый шок и была очень больна. Яразыграла полубессознательное состояние и пожаловалась, что «доктор» оченьбольно сжал мне запястье. Ее мои слова, казалось, обрадовали.

Потом она вышла из комнаты. На всякий случай я продолжалалежать тихо, почти не шевелясь. Потом встала и обошла комнату. Я решила, чтотакое поведение должно выглядеть естественным, если за мной и правдаподглядывают. Комната была убогой и грязной. Ни одного окна – мне этопоказалось странным. Дверь, я полагаю, была заперта, но я не стала проверять.На стенах висели пожелтелые гравюры, изображавшие сцены из «Фауста».

Таппенс и сэр Джеймс хором воскликнули «А-а!». Джейнкивнула.

– Да. Это была та самая комната, где заперли мистераБересфорда. Естественно, тогда я не знала, что нахожусь в Лондоне, а тем более– в Сохо. Меня мучительно грызла одна мысль… И я даже ахнула от облегчения,когда увидела, что мой плащ небрежно брошен на спинку стула. И свернутый журналпо-прежнему торчит из кармана!

Если бы я могла знать точно, что за мной не следят! Яоглядела стены, но ничего подозрительного не увидела, и все-таки меня неоставляло ощущение, что где-то в них скрыто отверстие. Тогда я вдругприслонилась к столу, закрыла лицо руками и с рыданием вскрикнула: «Mon Dieu!Mon Dieu!» У меня очень острый слух, и я явственно расслышала шелест платья илегкое поскрипывание. Мне этого было достаточно. За мной следят!

Я снова легла, и через какое-то время миссис Вандемейерпринесла мне ужин. Она все еще была мила до тошноты. Наверное, ей приказализавоевать мое доверие. Внезапно она достала пакетик из клеенки и спросила,узнаю ли я его. А сама так и впилась в меня глазищами.

Я взяла его и с недоумением повертела в руках. Потомпокачала головой и сказала, что мне чудится, будто я что-то о нем вспоминаю,будто вот-вот вспомню все, но в памяти полный провал. Тут она мне объяснила,что я ее племянница и должна называть ее «тетя Рита». Я послушалась, и онавелела мне не тревожиться: память ко мне скоро вернется.

Ночь началась ужасно. Еще до разговора с ней я продумалаплан действий. Документ пока был цел, но оставлять его в журнале и дальшеказалось очень рискованным. Ведь в любую минуту они могли забрать плащ ивыбросить журнал. Я лежала так примерно до двух часов, потом встала, стараясьне шуметь, и в темноте начала тихонько водить рукой по стене слева. Оченьосторожно я сняла гравюру – «Маргариту с драгоценностями». На цыпочкахпрокралась к столу и вытащила журнал вместе с парой листков, которые тоже тудазасунула. Потом подошла к умывальнику и смочила картон с задней стороны рамы повсем краям. Вскоре мне удалось его отодрать. Склеенные листы в журнале я ужеразлепила и теперь вложила бесценные два листочка между гравюрой и картоном,который прилепила на место клеем с конвертов. Теперь никому и в голову непришло бы, что гравюру трогали. Я повесила ее на место, свернула журнал, сунулаего в карман плаща и тихонько легла. Я считала, что нашла очень удачный тайник:с какой стати станут они раздирать свои собственные гравюры? Мне оставалосьтолько надеяться, что они поверят, будто Денверс вез ложный пакет. И в концеконцов отпустят меня.

Собственно говоря, насколько я могу судить, вначале они ктакому выводу и пришли, – что едва не оказалось для меня роковым. Как я узналапосле, они чуть было не разделались со мной тут же на месте – о том, чтобыотпустить меня, не было и речи, – но, видимо, их главарь решил оставить меня вживых – на случай, если договор все-таки спрятала я и смогу объяснить им где,если ко мне вернется память. Неделя за неделей они тщательно наблюдали за мной,а иногда часами допрашивали, – по-моему, они были мастерами своего дела. Уж незнаю как, но мне удалось не выдать себя, хотя напряжение было кошмарным.

Меня отвезли назад в Ирландию, а оттуда – снова в Англиюточно прежним маршрутом на случай, если я сумела спрятать договор где-нибудь подороге. Миссис Вандемейер и еще одна женщина ни на секунду не оставляли меняодну. Они объясняли, что я племянница миссис Вандемейер и страдаю нервнымрасстройством после того, как чуть не погибла на «Лузитании». Если бы япопыталась обратиться к кому-нибудь за помощью, то выдала бы себя в ту жесекунду. Миссис Вандемейер выглядела такой богатой, была так элегантно одета,что, конечно, в случае неудачи поверили бы ей, а не мне, – поверили бы, чтопосле такого шока у меня началась мания преследования. И мне было даже страшноподумать, что они сделают, если узнают, что я симулировала.