Ничего не получилось. Почти как давешняя попытка вообразитьдодревних аррантских царей, побиваемых собственными восставшими слугами.

«Почему? – Коренга честно попытался разобрать путаницув собственных мыслях. – Ладно арранты, я их видел-то всего несколькочеловек, уж куда там правителей, но тут совсем о другом речь… Иные у нас ведьдружат с береговыми сегванами… в гости ходят… даже и свататься не чураются…»

Странное дело. Вообразить Эорию в деревне Кокориных потомковтут же сделалось ещё невозможней. Вдобавок Коренга отчего-то страшно смутился,как будто его мысли содержали нечто постыдное.

«Ох. Дождаться же мне беды там, где лес не растёт…»

Торон с весёлым задором оглянулся на него, взмахнулполураскрытыми крыльями и побежал вперёд. Колючий песок под лапами егонисколько не беспокоил.

Огненные увалы начали расти на горизонте перед самымзакатом. Будет ночь, её сменит день, потом снова ночь – и над давно умершимгородом просияет Голубая Луна. Коренгу так и подмывало спросить Андарха, кактот намеревался поступить, если древняя роспись года всё же окажется неверна иФойрег не восстанет перед ним в прежней красе… Конечно, он промолчал.

Вблизи увалы оказались именно увалами – мягкими, сглаженнымихолмами. Коренга даже не удержался от мысли о всё той же золе, вполне способнойзасыпать гораздо более резкие очертания; так остроугольный камень превращаетсяпод снегом в круглый бугор, а тощее засохшее дерево обретает пышную белуюкрону.

Андарх смотрел вперёд с жадным вниманием вернувшегося вродной дом после разлуки, столь долгой, что даже не всё удаётся сразу узнать.

– Легенда гласит, – сказал он, – увалынарекли Огненными задолго до падения Тёмной Звезды… Только тогда они были неувалами, а утёсами. Здесь высились багрово-красные гранитные кручи, и, когдасолнце опускалось в воды залива, они вспыхивали огнём…

Торон снова тянул хозяйскую тележку, Коренга держал в рукеповодок, и словно бы из подрагиваний плетёного ремня перед мысленным взороммолодого венна неожиданно выткалось могучее, завораживающее и беспредельножуткое зрелище.

Тот, кто его наблюдал, испуганно прижимался к сероватомупеску у самого края воды, ещё не начавшей отступать. Его взгляд был устремлён всторону скал, что высились впереди, держа, словно на ладони, большой,окружённый стенами город. Может, эти скалы и были сложены ярко-краснымгранитом, но теперь откосы казались чёрными, потому что издали, стелясь посамой земле и застревая на зубах городских башен, били чудовищные лучибагрового, огнистого света. Этот свет, впрочем, не мешал рассмотреть тучу,которая громоздилась на горизонте. Отсюда, с берега моря, туча казаласьмелко-бугристой, словно туго завитое руно, но некоторым образом даже издалиощущалась неимоверная сила, ворочавшаяся внутри. Что там Змей, заставлявшийтрепетать нынешний Нарлак!.. Жалкий птенец, щелчком такого пришибить. У тучи небыло макушки. Она уходила куда-то в небо – сквозь небо – на непредставимуювысоту, прямо туда, где по ночам горят звёзды, и дымный, чуть изогнутый хвостистаивал вдали не оттого, что рассеивался, просто в те горние сферы глазчеловеческий уже проникнуть не мог. Зато низ тучи постепенно начинал оплывать…Растекаться в стороны, заполнять окоём, набухать кровавым свечением…Медленно-медленно валиться прямо на город…

Пасть матери сомкнулась на загривке щенка симурана, другойлетун, кобель, сгрёб за рубашонку маленького мальчика, только что беззаботноигравшего со щенком… Громадные крылья с бешеной яростью гребли под себя воздух,силясь разминуться со смертью, стремительно мчавшейся на Фойрег…

Они были уже высоко, так высоко, что недоставало воздуха нидля дыхания, ни на опору крыльям, когда палящая туча насела на город. Онаклубилась и текла по земле, столь плотная, что огромные камни плыли икувыркались в ней, точно поплавки в бурлящей реке. Огненное дыхание обращало впепел всё сущее – и лес на корню, и бревенчатые дома, и животную плоть.Попадавшееся ей на пути даже не вспыхивало – испарялось бесследно, лёгкимиснежинками, подлетевшими к кузнечному горну…

Туча прокатилась над Фойрегом, и Фойрег перестал быть.Остались завалы мёртвого пепла, насухо выкипевшая гавань да кое-где каменные,точно облизанные, багрово светящиеся подклеты домов, и небо над останкамигорода дрожало от непредставимого жара… Жар достиг высоты, где уходили прочьдва симурана, и опалил им шерсть, но они продолжали лететь…

Кобелю досталось гораздо сильней, потому что в последний мигон успел прикрыть собой подругу и обоих детей. Но и полуослепший от незримогопламени, он не сдался, не перестал отчаянно сражаться за жизнь – правда, уже неза свою. Несколькими бешеными взмахами он сумел поравняться с сукой и опуститьтрёхлетнего мальчика ей на спину, где тот сразу вцепился, вжался всем телом вопалённую гриву. Какое-то время кобель ещё держался внизу, принимая на себяволну за волной смертоносного жара. Потом перепонки на его крыльях пошликровавыми волдырями и почернели, и он стал проваливаться вниз, вниз, вниз, враскалённое небытие. А ещё через несколько невыносимых мгновений израненнуюсуку подхватил и спас могучий поток ледяного северного ветра, пытавшегосяпротивостоять вселенской Погибели…

– Здесь в самом деле был огонь… – прошепталКоренга.

Из-под крепко зажмуренных век текли слёзы. Он не помнил,когда плакал последний раз. Уж точно не в тот день, когда умер дедушка, а он обнаружил,что остался без ног.

Андарх с Эорией оглянулись, и оказалось, что они ушли вперёдна добрых полсотни шагов, поскольку тележка остановилась. Остановился и Торон.Он жалобно взвизгивал и льнул к хозяину, облизывая ему лицо.

– Что с тобой, венн? – Эория мгновенно подоспелана выручку, у неё был взгляд, какого Коренга никогда прежде не замечал. Суроваясегванка бросила наземь мешок и прялку и заставила его отнять руки отлица. – Тебе плохо?

Коренга почему-то не устыдился слёз, катившихся по щекам.

– Огонь… – ответил он по-прежнему шёпотом, голосуне было никакой веры. – Раскалённая туча… с востока… Они все сгорели, весьгород… Только одного мальчика унесли симураны…

Ему захотелось завыть, выплеснуть горе страшным плачущимкриком, который, как сказывали, был присущ Сироте… Он всё-таки сдержался,только заскрипел зубами, перемалывая неродившийся стон.

Эория отвела глаза, продолжая крепко держать его за плечи, апотом вдруг присела на борт тележки и обняла Коренгу. Так подхватывают раненого,пошатнувшегося в бою. Коренга ощутил, как постепенно уходит, отпускаетсудорожное напряжение…

Андарх стоял поодаль, у него на лице отражалась плохоспрятанная досада. Ну в самом деле. Время ведь никого ждать не собиралось, аразвалины города, лежавшие на обширных увалах неведомо где, ещё предстоялонайти.