вопрос: «Как же ты остался жив?» я ответил просто — спрятался в камышах у ручья и обосрался. Наверное, это и помогло.

Никто из кочевников не засмеялся, только посочувствовали.

Через некоторое время разговоры затихли. Народ устал. Я начал напевать, как учил Одрамас. Чтобы кочевникам не было обидно, старался петь на их языке. Поскольку я его знал очень плохо, получалось так себе: «Зелёная трава, прекрасная птица летит». Потом я обнаружил, что слова «зелёная трава» можно повторять много раз с разными интонациями, а если потом добавить «какое восхитительное одеяло зелёной травы, и птица над ним», то даже получается что-то похожее на сюжет.

Старший некоторое время терпел мои упражнения молча, потом спросил:

— Это кто это научил тебя радостным песням?

— Почему радостным?

— Потому, что их могут петь только те, у кого есть дар от Радо. Похоже, бог благословил нас песенником. Это редкое умение.

— Ну, я же жрец Радо. Но я язык знаю плохо, будет лучше, если ваши люди споют, а я поучусь языку через песни. У вас есть походные песни?

Старший сказал только одно слово:

— Запевалы!

В следующее мгновение за спиной раздался жуткий свист такой силы, что мой Трач чуть было не решил ехать к лагерю своей дорогой. Оказалось, что это у них запев такой: сначала долгий свист, потом песня. А песня ничего, красивая оказалась.

Кочевники приободрились и поехали быстрее. Вот кто меня просил организовывать их петь? Я и так шёл на пределе. Следующую часть дня я был сконцентрирован на том, чтобы не вылететь из седла. Трясясь в седле, я вспомнил, что хотел всегда разговаривать так красиво, как Одрамас, но забыл и говорил с союзниками как обычно.

В лагерь пришли уже ближе к вечеру. На входе нас встречала одна из гадюк с патрулём из благородных. Заставили всех проходить по одному, осматривали очень внимательно. Гадюка сделала мне замечание, что у коня на спине опрелость.

Кочевники отправились к своим котлам, а мы со старшим на доклад к главнокомандующему. Хорошо, что работники в штабе были с понятием. Пока мы ждали аудиенции, нам успели сунуть по колбаске, булочке и кувшину с водой. Я и не знал, что могу выпить за один раз так много.

Старшой доложил генералу свои наблюдения о войсках противника. Я доложил, что на обратном пути пришлось спасаться бегством от полупрозрачного чудовища. Сказал, что некоторые кочевники считают жрецов Радо угрозой в том смысле, что у них есть недостаток — они со временем из стремления к идеальности проводят слишком строгие законы, из-за чего люди разбегаются. Возможно, нам придётся сдерживать в этом смысле господина Ирму.

Генерал благожелательно кивнул при этих словах, старшой нашего разъезда удивлённо вылупил на меня глаза. Но подтвердил: да, есть такой момент.

После этого и старшой отправился к котлам, а я почерепашил на второй доклад, к господину Ирме. Только отойдя на значительное расстояние от штаба, я вспомнил, что и в это раз говорил обычной речью, без красивых связок. Прав был странный попутчик, стремление выглядеть как положено выключает всё соображение. Решил, что уж с Ирмой я точно буду говорить как собирался.

Ирма меня принял сразу, ждать не пришлось. Я ему рассказал про встречу на поле страшной брани, про «надкусанный пирожок». Говорил с красивыми связкам, на этот раз не забыл. Ирма смотрел на меня круглыми глазами, потом спросил, кто научил меня связной речи. Я признался, что странный попутчик, и перешёл к рассказу о полупрозрачной твари и спасшем меня кочевнике. Ирма отреагировал очень необычно, прижал кулачки к глазам и заныл:

— Ой-ой-ой!

Потом схватил кусочек бересты и быстро нарисовал змею с крылышками у головы, точь-в-точь виденную мною:

— Такая?

— Она.

Опять кулачки к глазам:

— Ой-ой-ой!

— А шапка у него случаем не с рогами такая была?

— Да, рога большие, но из ткани.

— Ой-ой-ой! А что ещё он рассказывал?

— Про ожесточение поговорили… Говорил, Нума скинула с неба Рума. Вроде как он из её старых друзей, но не вырос и загордился. Это вот если видели, недавно с небес свет катился и грохот большой был.

— Видел. Ой-ой-ой!

— Говорил, Нума и многие боги раньше были людьми. Ещё выспрашивал меня, что я знаю про учение Радо, как империя думает поступать с союзными кочевниками. Сказал про вас, что вы неизбежно вляпаетесь в типовую ошибку жрецов Радо и замучаете всех кочевников слишком строгими законами и сплошной системой подсматривания и контроля. Потом учил песни петь, звуки правильные пропевать.

— Какие песни?

Я перечислил.

— Это учебные песни для прочистки энергетических каналов. Мы их даём жрецам примерно на шестом году обучения. А ну-ка спой.

Я затянул песню на «и». Получилось неожиданно чисто. Не дождавшись второго куплета, Ирма прервал:

— Так он тебе ещё и каналы энергетики прочистил. А ещё какие песни пел?

— Длинные былины про историю.

— Какую историю?

Я кратко припомнил содержание.

— Он тебе пересказал самые драматичные и поучительные истории развития государств с религией Радо. Он не сказал, как его зовут?

— Одрамас.

— Ой-ой-ой!

— А чем плохо имя?

— Не будь ты таким лопухом, сам мог бы понять, — проговорил Ирма сквозь слёзы, не отнимая кулачков от глаз.

— Объясните лопуху? Не понимаю.

— Буквы переставь.

Я начал переставлять и запутался, в чем и признался.

— Сам Радо.

— Чего? А зачем ему брать имя бога?

— Да не брал он ничего. Это и был Радо. Гримоор — его ручная зверушка. Правда, она в этом мире раньше не появлялась. Кочевники её с другим чудищем спутали, вполне реальным и очень опасным. Считается, что Гримоор может определить любую ложь человека, и если на посмертном суде человек врёт, то его душа не выдерживает взгляда её красных глаз и превращается в камень, после чего падает на землю, в новую жизнь в теле.

— А зачем тогда плакать? Радоваться надо, если ваш бог с вами.

— Ранее Радо замечали на земле только в тех случаях, когда людям светили очень большие неприятности. Типа переселения всех народов. Или массовый голод.

— Так это что, получается, он спугнул всех кочевников, чтобы передать вам через меня некоторые слова?

— Скорее, для того, чтобы загрузить тебя почти полным курсом обучения жреца Радо. Мы людям в течение пяти — шести лет рассказывали то, что он в тебя за один день втиснул. А информация для меня — это так, по случаю.

— Зачем? Я маленький мальчик, младший сын, без способностей. Ни наследства, ни шансов на женитьбу.

— А вот это ему виднее, зачем.

— А-а… Да, он сказал, что