Мгновение я стоял, пораженный подобным пароксизмомидиотства, затем схватил Тедди в охапку и, не обращая внимания на егосудорожные попытки вырваться, столкнул его вниз с насыпи и спрыгнул вслед заним. Еще не успев приземлиться, я почувствовал сильнейший удар поддых. Ловяртом воздух, я умудрился вмазать ему коленом в грудь, опрокинув его навзничь,но Тедди тут же ухватил меня за шею. Мы вместе покатились по насыпи, сожесточением молотя друг друга кулаками и ногами. Крис с Верном удивленноуставились на нас.

– Ты, сволочь, сукин сын! – брызгал слюной Тедди. – Дерьмовонючее! Слезай с меня сейчас же, убью гадину!

Дыхание постепенно возвращалось ко мне. Я с трудом поднялся,отступая от разъяренного Тедди и пытаясь сдержать его удары. Мне былоодновременно смешно и страшно: когда с Тедди случались вспышки ярости, вродеэтой, к нему лучше было близко не подходить. В таком состоянии он могнаброситься на кого угодно, а если бы ему переломали руки, стал бы кусаться илягаться.

– Тедди, ты можешь кидаться хоть под поезд, хоть подгрузовик, -кулак его прошел в миллиметре от моего носа, – но только после того,как мы найдем то, что ищем, – он, наконец, достал меня в плечо, – а до тех порникто не должен видеть нас, – трах мне по щеке! – ты меня понял, болван чертов,или тебя по-настоящему отделать?!

Когда он вмазал мне по физиономии, я был уже готов дать емухорошенько, но нас вовремя растащили Крис с Верном.

Наверху с грохотом пронесся поезд. Несколько кусочков шлакаскатились вниз по насыпи. Я уже начал остывать, но Тедди, как только мимопронесся последний вагон, снова заорал:

– Пустите, я убью его! Я ему всю рожу разукрашу!

Он попытался высвободиться из объятий Криса, однакобезуспешно.

– Успокойся, Тедди, – мягко проговорил Крис.

Он повторял это снова и снова, пока Тедди не пересталбарахтаться. Он замер, очки съехали ему на нос, слуховой аппарат болталсягде-то возле кармана, куда, к батарейке, шел от него проводок.

Когда он окончательно успокоился, Крис, обернувшись ко мне,задал вопрос:

– Чего это вы сцепились, Гордон?

– Да он хотел «поиграть» с поездом так, как он это обычноделает с грузовиками на шоссе. Я подумал, что машинист может вызвать полицию.

– Ну, ему бы было не до этого, – усмехнулся Тедди. Пар изнего уже весь вышел.

– Горди поступил правильно, – заявил Верн. – Давайте-ка,ребята, миритесь.

– Мир, мужики, – поддержал его Крис.

– Ну, ладно, – я протянул руку ладонью вверх. – Что, Тедди,мир?

– Я запросто бы от него увернулся, – упрямо сказал он. – Ине испугался бы нисколечко.

– Я в этом и не сомневаюсь, – заверил я его, хотя при одноймысли об этом по спине у меня пробежали мурашки. – Ясное дело, ты бы увернулся.

– Ну, тогда мир.

– Пожми руку Горди, – велел Крис, отпуская Тедди.

Тедди сжал мне ладонь чуть сильнее, чем требовалось.

– А все-таки засранец ты, Лашанс, – заявил он при этом.

– Мя-я-я-у, – ответил я.

– Ладно, ребята, пошли дальше, – сказал Верн.

– Тебя бы вот послать подальше, – хохотнул Крис. Верн сделалвид, что собирается его ударить. Все рассмеялись.

В половине второго мы добрались наконец до свалки. Вернвозопил: «Парашютистам приготовиться к прыжку!» – и тут же совершил этот самыйпрыжок с насыпи, а за ним и мы. Свалка начиналась сразу же за неширокимзаболоченным участком. Ее окружала загородка в шесть футов высотой. Нарасстоянии примерно в двадцать футов друг от друга висели проржавевшиетаблички: ГОРОДСКАЯ СВАЛКА КАСЛ-РОКА РАБОЧЕЕ ВРЕМЯ С 4-х ДО 8-МИ ПОПОЛУДНИВЫХОДНОЙ – ПОНЕДЕЛЬНИК ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН

Мы перелезли через загородку и спрыгнули на территориюсвалки. Тедди и Верн сразу направились к колодцу, воду из которого необходимобыло добывать при помощи довольно древнего ручного насоса. Его металлическаярукоятка торчала под углом, напоминая однокрылую птицу, которая пытаетсявзлететь. Когда-то рукоятка была зеленой, однако тысячи рук, качавших воду запоследние лет двадцать, отполировали ее до зеркального блеска. Рядом стоялонаполненное до краев ведро, и было бы просто неприличным не воспользоватьсячьей-то щедрой предусмотрительностью вместо того, чтобы качать воду самим.

Свалка навсегда осталась в моей памяти как одно из самыхсильных воспоминаний о детстве в Касл-Роке. Почему-то она ассоциируется у меняс картинами сюрреалистов: часовыми циферблатами без стрелок, свисающими светвей деревьев, меблированными комнатами в викторианском стиле, торчащимипосреди песков Сахары, или старинными паровозами, выезжающими прямо из каминов.Примерно такой мне, ребенку, виделась городская свалка Касл-Рока. На свалку мыпроникли с тыльной части. Если вы въезжаете туда, так сказать, с парадноговхода, по широкой, но ужасно грязной дороге через ржавые ворота, то попадаетена довольно обширную полукруглую площадку, выровненную бульдозерами чуть ли неидеально, на манер взлетно-посадочной полосы. Площадка эта упирается в крутойобрыв, за которым простирается собственно свалка, представляющая собойгромадный котлован, быть может, футов в восемьдесят глубиной, наполненный всемивидами отходов жизнедеятельности обыкновенного американского городка – пустойтарой, разнообразными предметами, когда-то нужными, а теперь изношенными,сломанными или просто бесполезными. Разглядывать всю эту мешанину никогда недоставляло мне особенного удовольствия: взгляд бессмысленно блуждал по ней,пока не останавливался на каком-то уж совершенно несуразном предмете, вроде ужеупоминавшихся часовых циферблатов или викторианской мебели. Бронзовый остовстаринной кровати поблескивал на солнце; однорукая кукла скорчилась в позероженицы; обтекаемый капот перевернутого «студебеккера» торчал из общей кучи наманер готовой к пуску межконтинентальной баллистической ракеты; громадныхразмеров «титан» для кипячения воды, вроде тех, что раньше ставили вприсутственных местах, сверкал, будто гигантский бриллиант…

На свалке было также полным-полно живых существ, которые,однако, нимало не походили на героев диснеевских мультиков или же на обитателейзоопарка. Тут кишмя кишели громадных размеров крысы и даже сурки, разжиревшиена таких деликатесах, как тухлые гамбургеры и червивые овощи, гнездились тысячине менее жирных чаек, задумчиво бродили здоровенные вороны, похожие напротестантских пасторов в черных смокингах, уже не говоря о бродячих собаках, вотличие от прочих обитателей свалки тощих, злых, вечно грызущихся между собойиз-за облепленного мухами куска протухшего мяса или куриных потрохов, дошедшихпод палящим солнцем до полной кондиции.