— Я не смеюсь. Я умираю от страха. Но мне приятно тебявидеть.

Улыбка — мимолетная, нервная, острая.

— Мне тоже, — призналась Беа.

— Ты говоришь так, будто это болезнь.

— Еще хуже. Я надеялась, что если увижу тебя при светедня, одумаюсь.

Я спросил себя: комплимент это или приговор?

— Нельзя, чтобы нас видели вместе, Даниель. Тем болеевот так, посреди улицы.

— Если хочешь, можем зайти в лавку. В подсобке естькофейник, и…

— Нет. Не хочу, чтобы кто-то увидел, как я захожу сюдаили выхожу. Если сейчас кто-нибудь наблюдает за нами, я всегда могу сказать,что случайно столкнулась с лучшим другом моего брата. Если же нас увидят вместедважды, начнутся подозрения.

Я вздохнул:

— И кто будет смотреть? Кому какое дело, чем мызанимаемся?

— Люди всегда обращают внимание на то, что их некасается, а мой отец знаком с половиной Барселоны.

— Тогда зачем ты пришла? Зачем ждала меня?

— Я тебя не ждала. Я пришла на мессу, помнишь? Ты самсказал. В церкви Святой Анны…

— Ты меня пугаешь, Беа. Врешь еще лучше, чем я.

— Ты меня не знаешь, Даниель.

— Твой брат тоже так говорит.

Наши взгляды, наконец, встретились в витрине.

— В ту ночь ты показал мне то, чего я раньше невидела, — прошептала Беа. — Теперь моя очередь.

Я нахмурился, заинтригованный. Беа, вынула из сумкисложенную вдвое визитку и протянула мне.

— Ты не единственный, кто знает тайны Барселоны,Даниель. У меня сюрприз для тебя. Жду тебя по этому адресу сегодня в четыре.Никому не говори.

— Как я узнаю, что попал куда надо?

— Узнаешь.

Я взглянул на нее искоса, надеясь, что она шутит.

— Если не придешь, я пойму, — сказала Беа. —Пойму, что ты не хочешь меня больше видеть.

Не давая мне времени на ответ, Беа развернулась и легкимшагом удалилась в сторону Рамблас. Я молча замер с карточкой в руке, провожаяее взглядом до тех пор, пока ее силуэт не растворился в серой тьменадвигающейся грозы. Развернул визитку. Внутри синими чернилами был написанхорошо мне известный адрес:

Проспект Тибидабо, 32

Гроза не стала дожидаться ночи. Не успел я сесть в автобус,как засверкали молнии. Когда мы объезжали площадь Молина и двигались вверх поБальмес, дома уже терялись за занавесом жидкого бархата, а я вспомнил, что неозаботился даже такой малостью, как зонтик.

— Смелый вы человек, — проговорил водитель, когдая попросил остановиться.

Было уже десять минут пятого, когда автобус оставил меня намилость непогоды у последнего звена оборванной цепочки в конце улицы Бальмес.Проспект Тибидабо таял впереди, будто влажный призрак под свинцовым небом. Ядосчитал до трех и бросился бежать под дождем. Через пару минут, промокший докостей и дрожащий от холода, я спрятался под навесом у какого-то подъезда,чтобы отдышаться, и прикинул, как идти дальше. Ледяное дыхание грозы растянулосерое полотно, маскирующее призрачные контуры вилл и особняков, похороненных втумане. Меж ними неподвижно возвышалась темная главная башня особняка Алдайя, кругомволнами ходили кроны деревьев. Я откинул мокрые волосы с лица и побежал тудачерез пустынный проспект.

Калитка решетчатой изгороди раскачивалась на ветру, за нейпросматривалась извилистая дорожка, ведущая к дому. Я проскользнул за ограду ивошел в сад. Среди зарослей угадывались пьедесталы безжалостно разрушенныхстатуй. Одна из них, изваяние карающего ангела, лежала прямо посреди фонтана,служившего когда-то главным украшением сада. Силуэт из почерневшего мраморапризрачно светился под толщей воды, переполнившей резервуар. Рука огненногоангела выступала из воды, и его палец, как острие кинжала, обвиняющим жестомуказывал на главный вход. Я толкнул приоткрытые двери из резного дуба иосторожно сделал несколько шагов по холлу, похожему на пещеру, где стены,казалось, колебались в пламени свечи.

— Я думала, ты не придешь, — сказала Беа.

Ее силуэт вырисовывался в полумраке коридора, очерченныймертвенным светом из галереи. Она сидела на стуле у стены, у ее ног гореласвеча.

— Закрой дверь, — приказала она, неподнимаясь. — Ключ в замке.

Я повиновался. Ключ провернулся с каким-то зловещимпогребальным эхом. Я услышал шаги Беа за спиной и почувствовал прикосновение кмокрой одежде.

— Ты дрожишь. От страха или от холода?

— Еще не решил. Зачем мы здесь?

Она улыбнулась в темноте и взяла меня за руку.

— Не знаешь? Мог бы догадаться…

— Это был дом Алдайя, вот и все что я знаю. Как тывошла и откуда?..

— Пойдем, зажжем огонь, тебе надо согреться.

Она провела меня по коридору до галереи над внутреннимдвором особняка. В зале с мраморными колоннами кровля осыпалась кусками.Отпечатки на голых стенах подсказывали, что когда-то на них висели картины изеркала, на мраморном полу тоже виднелись следы от мебели. У дальней стены заланаходился очаг, заполненный дровами, рядом с кочергой лежала стопка старыхгазет. От камина пахло недавно потухшим огнем и углем. Беа встала на колениперед очагом и начала рассовывать газетные листы между поленьями, досталаспички и подожгла их. Тут же вспыхнуло пламя. Руки Беа ловко и уверенноуправлялись с дровами. Она наверняка считала меня умирающим от любопытства инетерпения, но своим флегматичным видом я решил дать ей понять: если Беа хочетпоиграть со мной в тайны, она заведомо проиграет. Она улыбалась с видомпобедителя. У меня дрожали пальцы, и это, кажется, не вязалось с тем образом,которому я хотел соответствовать.

— Ты часто здесь бываешь? — спросил я.

— Сегодня впервые. Заинтригован?

— Слегка.

Она присела перед камином и расстелила чистое, пахнущеелавандой одеяло, которое достала из брезентовой сумки.

— Давай-ка, садись сюда, поближе к огню, не хваталоеще, чтобы ты по моей вине подхватил воспаление легких.

Тепло очага вернуло меня к жизни. Беа завороженно смотрелана пламя и молчала.

— Ты поделишься со мной своим секретом? — спросиля, наконец.

Она вздохнула и села на один из стульев. Я не мог оторватьсяот огня, наблюдая за паром, который поднимался от моей одежды, словноускользающая из тела душа.

— То, что ты называешь особняком Алдайя, имеетсобственное имя. Дом называется «Ангел тумана», но почти никто об этом незнает. Фирма моего отца вот уже пятнадцать лет безуспешно пытается сбыть с рукэту недвижимость. Когда ты рассказал мне историю Хулиана Каракса и ПенелопыАлдайя, я вначале не придала этому значения. Потом, уже дома, ночью, кое-чтосопоставила и вспомнила, что как-то слышала, как отец рассказывал о семействеАлдайя и об этом доме. Вчера я пришла к отцу на работу, и его секретарь Касасусрассказал мне историю особняка. Ты знаешь, что на самом деле это не основнаярезиденция, а только один из летних домов?