Опять. Он даже не позаботился поблагодарить Мередит запрекрасную идею и ведет себя так, словно сам до этого додумался, что, впрочем,происходит каждый раз, когда его талантливая дочь показывает, на что способна.Он неохотно принимал ее предложения, ничем не показывая, насколько они ценныдля фирмы. Но все это признавали. Все. Включая Филипа Бенкрофта.

Мередит собрала бумаги и вышла из конференц-зала вместе сГордоном Митчеллом. Из всех претендентов на должность и, о, президента толькодвое — Мередит и Митчелл — были наиболее вероятными кандидатами. И оба зналиэто. Митчелл в свои тридцать семь успел проработать в торговле дольше Мередит,и это давало ему некоторое преимущество, но он поступил в «Бенкрофт» всего тригода назад. Мередит же трудилась в фирме вот уже семь лет и, что важнее всего,успешно провела в жизнь план расширения сферы действия компании в другихгородах: она спорила, уговаривала и наконец убедила отца, а потом и банкировфирмы финансировать новый проект. Мередит сама выбирала участки для новыхмагазинов и постоянно входила в бесконечные детали строительства и оборудованиязданий. Все это, а также ее опыт работы в других отделах универмага позволялиМередит показать совету директоров одно качество, которого не было у другихвице-президентов, включая Гордона Митчелла, — разносторонность.Разносторонность и более широкий спектр понимания различных торговых операций.

Она краем глаза взглянула на Гордона и увидела, какнескрываемо-расчетливо тот, в свою очередь, смотрит на нее.

— Филип говорил, что отправляется в круиз по совету доктора,— начал Гордон, пока они шли по устланному ковром коридору мимо секретарей,сидевших в стеклянных отсеках перед кабинетами вице-президентов. — Куда онсобирается?..

Но в этот момент его секретарь встала и, слегка повысивголос, окликнула:

— Мистер Митчелл, звонят по вашему личному телефону. МистерБендер. Его секретарь сказала, что это очень срочно.

— Я же приказывал вам не поднимать трубку моего телефона,Дебби, — рявкнул Гордон и, извинившись перед Мередит, поспешил в свой кабинет иплотно прикрыл дверь. Расстроенная выговором Дебби Новотны прикусила губу, снеприязнью глядя в спину Мередит. Всякий раз, когда звонила «секретарь мистераБендера», шеф неизменно вел разговор за закрытыми дверями. Вот уже почти год онобещал развестись с женой и жениться на Дебби, и сейчас девушка внезапноиспугалась, что причина его отговорок в том, что «секретарь» на самом делепопросту новая любовница Гордона. Он много чего обещал, например, сделать Деббиагентом по закупке и повысить жалованье, да так и не сдержал слова. С бешеноколотящимся сердцем Дебби подняла трубку. Послышался тихий, встревоженный голосГордона:

— Я же говорил, чтобы ты не смел звонить сюда!

— Успокойся, это не отнимет много времени, — заверил Бендер.— У меня все еще полно тех шелковых блузок, что ты закупил в прошлый раз, неговоря уже о горах бижутерии. Увеличу твою долю вдвое, если избавишь меня отэтого хлама.

Голос был мужским, и Дебби, вздохнув от облегчения, ужехотела повесить трубку, как сообразила, что собеседник Гордона явно намекает навзятку.

— Не могу, — отрезал Митчелл. — Последняя партия блузок ибижутерии прибыла, и это второсортное дерьмо! До сих пор все сходило с рук,потому что у твоего товара хотя бы качество было неплохое. Если кто-то изруководства приглядится поближе к последней партии, обязательно потребуетответа, кто и почему закупил все это. А уж тогда мои менеджеры по закупкампокажут прямо на меня и объяснят, что делали это по моему приказу.

— Если так уж волнуешься, — заметил Бендер, — уволь обоих, инекому будет показывать на тебя пальцем.

— Придется, но это ничего не изменит. Знаешь, Бендер, — схолодной решимостью объявил Гордон, — наша сделка была выгодной для нас обоих,но теперь все кончено. Слишком рискованно. Кроме того, мне скорее всегопредложат исполнять обязанности президента, и я уже не буду заниматьсязакупками.

— Слушай меня очень внимательно, жлоб паршивый, — злобнопрошипел Бендер, — потому что больше я повторять не намерен. У нас все на мази,и твои амбиции меня не касаются. В прошлом году я заплатил тебе сто тысячбаксов…

— Я же сказал, все кончено.

— Не кончено, пока я сам этого не захочу, так что и невздумай улизнуть! Попробуй только слово поперек сказать, и я позвоню старомуБенкрофту…

— И что скажешь? — ухмыльнулся Гордон. — Что я отказалсяпокупать твои тряпки?

— Нет, просто объясню, что я честный бизнесмен, а тыпытаешься выкачать из меня взятку за то, чтобы согласиться на закупки моегопервосортного товара. Это уже не взятки, а вымогательство.

Он секунду помолчал, давая время собеседнику осознатьзловещий смысл угрозы, и добавил:

— И кроме того, вспомни еще и о службе внутренних доходов.Если они получат анонимный телефонный звонок и начнут проверку, готов побитьсяоб заклад, обязательно обнаружат лишнюю сотню тысяч долларов, о которых тыпозабыл заявить в налоговой декларации. Уклонение от налогов — этомошенничество, дорогой. Вымогательство и мошенничество.

И тут сквозь туман паники, охватившей Гордона, прорезалсяпосторонний звук — странный, приглушенный скрип закрываемой дверцы каталожногошкафа.

— Погоди минуту, — быстро сказал он, — мне нужно кое-чтодостать из портфеля.

И, не обращая внимания на портфель, лежавший на столе.Гордон подошел к порогу и осторожно приоткрыл дверь. Его секретарь сидела застолом, прижав к уху трубку; на телефоне горела лишь одна красная кнопка,означавшая, что занята только его линия. Побелев от страха и ярости, Митчеллзакрыл дверь и вернулся к столу.

— Закончим разговор вечером, — бросил он. — Позвони мнедомой.

— Предупреждаю…

— Ладно, ладно. Позвони домой. Что-нибудь придумаем.

Бендер, немного умиротворенный, сказал:

— Вот это лучше. Не так уж я несговорчив. Поскольку тебепридется отказаться от места Бенкрофта, увеличу твою долю.

Гордон, повесив трубку, нажал клавишу переговорногоустройства.

— Дебби, зайди, пожалуйста, — попросил он и, отняв палец отклавиши, пробормотал:

— Глупая назойливая сука!

Минуту спустя Дебби, изнемогая от страха, вошла в кабинет.Теперь, когда ее иллюзии рассеялись, она страшно боялась, что Гордон по ее лицупрочтет неприятную правду.

— Запри дверь, — велел Гордон, вынуждая себя говорить схрипловато-чувственными интонациями и направляясь к дивану. — Иди сюда.