—  — Ум, опыт и умение. Кроме машинописи и стенографии, яеще закончила юридические курсы работников среднего звена и могу бытьделопроизводителем и счетоводом. Кроме того, я умею еще кое-что, недоступноенынешним двадцатилетним девицам.

— Что же именно?

— Грамотно писать!

Полные превосходства тон и явное презрение ко всемусчитающемуся менее чем идеальным почему-то понравились Мэтту. В нейчувствовалась какая-то холодная гордость, которая восхищала его, к кроме того,Мэтт ощущал ту же твердую решимость добиться совершенства, что и в самом себе.Мгновенно инстинктивно поверив, что именно Элинор подходит для этой должности,Мэтт без обиняков заявил:

— Рабочий день чересчур длинный, а жалованье не так велико.Я только начинаю дело. Если удастся пробиться на самый верх, я заберу вас ссобой. Ваше жалованье будет расти в зависимости от усердия.

— Согласна.

— Я буду много путешествовать. Позже вам придется иногдасопровождать меня.

И, к удивлению Мэтта, светлые глаза сузились:

— Возможно, вам следует более определенно объяснить моиобязанности, мистер Фаррел. Женщины, несомненно, находят вас чрезвычайнопривлекательным, однако…

Потрясенный тем, что она, очевидно, посчитала, будто онпытается за ней ухаживать, и рассерженный придирчивым критическим высказываниемнасчет его привлекательности для остальных женщин, Мэтт ответил еще холоднее исдержаннее, чем она:

— Ваши обязанности будут чисто секретарскими, и не больше.Меня не интересуют ни романы, ни флирт, я не желаю тортов на свой деньрождения, лести, угодничества или ваших мнений по поводу дел, касающихсяисключительно меня. Все, что мне потребуется, — ваше время и умение.

Он вел себя гораздо резче, чем обычно, возможно, не столькоиз-за отношения к нему Элинор, сколько из-за увиденного утром снимка Мередит,но она ничуть не возражала и скорее предпочитала именно предложенные имотношения.

— Я нахожу это совершенно приемлемым, — объявила она.

— Когда вы сможете начать?

— Сейчас.

Мэтт никогда не пожалел о своем решении. Уже через неделю онпонял, что, подобно ему, Элинор Стерн может работать неустанно, с утра довечера, в таком же убийственном темпе, не валясь с ног и не жалуясь. Чем большеобязанностей он возлагал на нее, тем больше она выполняла. Они так и непереступили воздвигнутого между ними барьера, сначала были попросту слишкомпоглощены общей работой, а позже это, казалось, вообще потеряло всякоезначение. Они следовали установленному порядку, и такое сотрудничество совершенноудовлетворяло их обоих. Мэтт действительно поднялся на самый верх, а Элинортрудилась рядом с ним, без нытья и жалоб. По правде говоря, она сталанеоценимым сотрудником, и Мэтт, верный слову, по-королевски вознаградил еепреданность и верность: теперь жалованье мисс Стерн составляло шестьдесят пятьфунтов в год — больше, чем у любого руководителя среднего уровня компании«Интеркорп».

Теперь Элинор последовала за Мэттом в офис и молча ждала,пока он кладет портфель на письменный стол из полированного розового дерева.Обычно он вручал ей микрокассету с записанными инструкциями и надиктованнымтекстом, который было необходимо перепечатать.

— Сегодня диктовать нечего, — пояснил он, вручая ей грудупапок. — И я не успел прочитать контракт Симпсона в самолете. У «Лира» что-то сдвигателем, поэтому пришлось лететь коммерческим рейсом. У ребенка на переднемсиденье, очевидно, болели уши, и он весь полет вопил как резаный.

Поскольку он первым начал беседу, мисс Стерн сочла своейобязанностью поддержать разговор:

— Кто-то должен был ему помочь.

— Мой сосед вызвался удушить его, — вздохнул Мэтт, — но матьне пожелала прислушаться ни ко мне, ни к нему.

— А что предложили вы?

— Рюмку водки и немного бренди. Закрыв портфель, он спросил:

— А каков здешний контингент?

— Некоторые весьма добросовестны. Однако Джоанна Саймон,мимо которой вы проходили по до роге сюда, едва справляется. По слухам, онабыла больше чем секретарем для мистера Морриси, чему я склонна верить. Ипоскольку она совершенно ничего не умеет делать, разумнее всего предположить,что ее таланты лежат в другой области.

Мэтт едва обратил внимание на неодобрительно поджатые губыи, показав головой на смежный с офисом конференц-зал, спросил:

— Все собрались?

— Конечно.

— Повестка дня роздана?

— Конечно.

— Через час я ожидаю звонка из Брюсселя, — на ходу сообщилМэтт. — Соедините меня, но на остальные звонки отвечайте, что я не смогуподойти.

Шесть наиболее способных вице-президентов «Интеркорпа»расселись на длинных диванах с темно-красной обивкой, стоявших по обеимсторонам большого стеклянного с мрамором журнального стола в конференц-зале.При виде Мэтта мужчины встали и обменялись с ним рукопожатием. Каждыйвнимательно изучал шефа, пытаясь понять по его глазам, каковы результатыпоездки в Грецию.

— Рад, что вы вернулись, Мэтт, — сказал Том Эндерсон. — Недержите нас в напряжении. Как дела в Афинах?

— Чрезвычайно приятный город, — заверил Мэтт. — И крометого, теперь у «Интеркорпа» собственный флот танкеров.

Триумф, торжество, искреннее и неудержимое, разлилось налицах присутствующих, и немедленно началась оживленная дискуссия по поводутого, как лучше использовать новое добавление к приобретениям «Интеркорпа».

Откинувшись в кресле, Мэтт наблюдал за высокопоставленнымиадминистраторами, каждый из которых считался лучшим в своей области. Всешестеро были энергичными, преданными делу людьми. Пятеро окончили Гарвард,Принстон, Иель, Лос-Анджелесский университет и Массачусетский технологическийинститут со степенями в таких отраслях, как международное банковское дело имаркетинг. Пятеро носили сшитые на заказ деловые костюмы по восемьсот долларов,дорогие египетские сорочки с монограммами и тщательно подобранные шелковыегалстуки. По контрасту с ними шестой. Том Эндерсон, представлял собой режущуюглаз, дисгармонирующую фигуру в зеленом с коричневым клетчатом пиджаке, зеленыхбрюках и пестром галстуке. Страсть Эндерсона к кричащей одежде служилаисточником неизменного веселья среди безупречно одетых людей в команде захвата,но они редко подтрунивали над ним. По правде говоря, трудно издеваться надшестифутовым гигантом весом в двести сорок пять фунтов.

Эндерсон окончил вечернюю высшую школу, никогда не учился вколледже и был вызывающе горд этим обстоятельством.