– Пожалуй, я пойду спать, – сообщил он. – Очень уж долгий получился день.

Маркиз оперся о дверной косяк и скрестил руки на груди.

– Если бы она была моей женой, я бы ее боготворил. Не будь дураком, – прошептал Энтони, проходя мимо брата.

Ха! Джеймс усмехнулся. Он уже свалял дурака, когда влюбился в нее, а потом на ней женился, зная, кто она такая. И если он после этого не влюбленный идиот, то кто же тогда?

Шаги Энтони затихли вдали, и в комнате воцарилась тишина. Кэролайн машинально перебирала лежавшие на столе карты, потом вдруг подняла голову и пристально посмотрела на мужа.

Джеймс судорожно сглотнул. Она сейчас была необычайно прекрасна, и ужасно хотелось подхватить ее на руки, унести в спальню и уложить в постель. Джеймс крепко сжал дверную ручку, чтобы не броситься к жене.

– Отправляйся спать, Кэролайн, – проворчал он. – И старайся не прикасаться к виски, что стоит в нашей общей гостиной.

– Потому что это мужской напиток? – Жена взглянула на него с вызовом.

– Нет, любимая. Потому что ты плохо переносишь спиртное.

– Не переношу? Ты так считаешь? – Она едва заметно улыбнулась.

Джеймс утвердительно кивнул, а Кэролайн встала и, расправив складки платья, проговорила:

– Ты прав, дорогой, за последние недели я совершила много необдуманных поступков, но я не сожалею об этом. Не сожалею, что пошла с тобой в беседку в саду, и не сожалею, что целовала тебя на балу у Барроу. Единственное, о чем я сожалею, – это о статье. Хотя нет, неправда. Я рада, что ее написала. Мне только стыдно, что в ней содержался намек на тебя – будто ты относишься к упомянутым в ней негодяям. С моей стороны это было непростительно, и чувство вины будет преследовать меня до гробовой доски.

Не сказав больше ни слова, Кэролайн прошла мимо мужа и проследовала по полутемному коридору. Она была уже около лестницы, когда Джеймс обрел, наконец, голос и крикнул:

– Кэролайн!

Она обернулась. По щеке ее струились слезы.

Сердце Джеймса болезненно сжалось. Приблизившись к жене, он тихо проговорил:

– Я никогда не придавал значения тому, что болтают в свете. Но твое доброе мнение… Как ты могла такое обо мне подумать?

Кэролайн утерла рукавом слезы.

– Думаю, я так поторопилась поверить этой злой сплетне, потому что пыталась не отвлекаться от намеченной цели. И вот Анна в самый подходящий момент рассказала мне эту гадкую историю. Поверить в нее было не просто, потому что в глубине души я знала, что это ложь. Я не могла бы полюбить подобного человека, а тебя я люблю.

Сердце Джеймса сжалось еще сильнее. Возможно, он понимал ее страхи, понимал, почему она постаралась от него дистанцироваться. Видит бог, поначалу он повел себя так же – не хотел поддаваться ее очарованию, не хотел жениться. Но они были подобны двум поездам на одних рельсах – не могли не столкнуться.

Шагнув к жене, Джеймс взял ее лицо в ладони и заглянул в зеленые глаза. Он любил ее так сильно, что временами любовь эта походила на физическую боль. Тяжело вздохнув, Джеймс прижался к ее губам, пытаясь унять ту боль, которую они причинили друг другу.

Кэролайн бежала по коридору западного крыла, держа в руках свои туфли на мягкой подошве. Она проспала! Хотя это было понятно, ведь Джеймс не давал ей спать почти всю ночь. И они не только любили друг друга, но и разговаривали. Не о погоде, балах и прочих пустяках, а о политике. Джеймс считал, что однажды женщины получат право голоса. И какую потрясающую картину он нарисовал! Прижавшись к нему, Кэролайн призналась, что послала Хинкльсмиту очередную статью в ответ на редакционную колонку в «Сити Глоб». Она напряженно ожидала реакции Джеймса, а тот, пристально глядя ей в глаза, спросил, упоминалось ли в статье его имя. Когда же она ответила решительным «нет», он поднес к губам ее руку и стал целовать пальцы, каждый по очереди.

И вот теперь она, ликующая, бежала по винтовой лестнице – остановилась только для того, чтобы надеть туфли.

Яркое солнце светило в окна столовой, и от этого на душе стало еще радостнее. Осмотревшись, Кэролайн заметила, что тощий длинноносый лакей с острым подбородком убирал со стола блюда. Она уже давно обратила внимание, что большинство слуг в доме были либо пожилые, либо некрасивые. Джеймс, видимо, учитывал повышенный интерес сестры к противоположному полу.

Лакей поклонился.

– Миледи, прошу прощения, но его светлость распорядился убрать все и дал указание отнести поднос с завтраком в спальню.

– Спасибо! – улыбнулась Кэролайн. – Вас зовут Мартин?

Лакей густо покраснел.

– Да, миледи.

Кэролайн взяла тарелку и положила на нее булочку. Аромат свежего хлеба приятно щекотал ноздри.

– Мартин, пожалуйста, скажите на кухне, что не нужно нести завтрак в спальню. Его светлость у себя в кабинете?

– Думаю, да, миледи.

– Я, пожалуй, пойду к нему. Вы скажете Лэнгли, чтобы он послал поднос с чаем туда?

Лакей с улыбкой кивнул. Наверное, он тоже чувствовал, что напряжение, прежде царившее в доме, осталось в прошлом. Не в силах сдержать улыбку, Кэролайн вприпрыжку летела в кабинет Джеймса, держа в руках тарелку. В животе у нее заурчало, и она, отломив кусок булочки, отправила его в рот. Войдя в кабинет, Кэролайн обнаружила, что мужа там не было. Она невольно вздохнула. Неужели он опять куда-то ушел вместе с управляющим?..

Она уже собиралась покинуть комнату, но тут вдруг заметила на дальнем столике стопку газет. Кэролайн пересекла комнату, взяла одну из газет и радостно улыбнулась: «Лондон Реформер»!.. Последний выпуск! Интересно, Джеймс регулярно читал эту газету или стал читать только теперь, когда стал ее хозяином?

Кэролайн уселась в массивное кожаное кресло и откинулась на спинку. Ноздри защекотал запах свежей газетной краски. Она ужасно волновалась, просматривая газету в поисках своей статьи.

В комнату вошел Лэнгли с серебряным подносом в руках. Кэролайн надеялась, что он пошлет к ней сюда одну из служанок с завтраком.

– Доброе утро, миледи! – приветствовал ее дворецкий. Он опустил поднос на угол стола красного дерева.

– Благодарю вас, Лэнгли. Вы не знаете, его светлость сейчас с управляющим?

– Полагаю, да, миледи. Что-нибудь еще?

– Спасибо, ничего.

Кэролайн долго листала страницы газеты – с первой до последней, а потом в обратном порядке. Но ее статьи нигде не было… Может, Хинкльсмит решил ее не печатать? Кэролайн нахмурилась и отбросила газету. Закусив губу, она потянулась к чайнику.

Внезапно рука ее замерла – она заметила конверт, лежавший в углу бювара. В глаза бросился знакомый почерк, ее почерк! Сердце учащенно забилось, и Кэролайн схватила конверт. В нем была ее статья! А к конверту была прикреплена бумага. Взяв этот листок, она быстро пробежала его глазами.